Только тут я заметил, что огромная булавка, в самом деле, острием упирается в тело друга, оттопырив зад-кольцо на меня. И то ли от этой картины, то ли от нервного напряжения, меня неожиданно разобрал такой смех, что нет спасу. Однако захохотать в такой ситуации – ужесточению наказания подобно (еще в уборной закроют). И я изо всех сил начал загонять подымающийся вверх по глотке смех назад в утробу. И это почти удалось. Увы, толика воздуха все же достигла горла. А так как я губ стоически не разомкнул, то выдохнул через нос. А так как перед этим им шмыгал (значит, было чем), то уже мне на живот вылетела огромная – стыд и срам! - сопля. Хорошо еще свидетелей, кроме директора, Шкарбана и проходившей как раз мимо уборщицы, не было.
Само собой, булавка тут же по-английски ушла в тень. В центр воспитательного момента попали выделения из моего органа обоняния. Больше всего я переживал, что друг не удержится и расскажет о позорном конфузе всем, включая слабый пол.
Единственный плюс из произошедшего: директор отправил нас домой, чтобы я немедленно начал лечить насморк.
Мгновение 3. Гулящая жена архитектора
(1968 год; поезд «Киев – Харьков»)
С группой активистов ездил на совещание рабкоров. Добирались туда поездом (через Гребенку). Едва заняли места в общем вагоне, как тут же начали обмывать приятное во всех отношениях событие. С вином была напряженка, а в вагоне-ресторане - наценка. Но выбора не оставалось. Так и ехали: ресторан - вагон - стакан.
На одной из станций в вагон ввалилась толпа ребят и девушек (как оказалось впоследствии, юниоры направлялись на кустовое соревнование в один из райцентров). Начали рассаживаться. Несколько человек завернуло и в наш закоулок:
- Не занято?
- Нет!
- Вот и хорошо.
- Приземляйтесь!
Возникла небольшая заминка: куда кому садиться? Ко мне шагнула дама постарше. И в тот момент, когда она уже была почти села, я положил на сиденье свою руку. Та села и… не подала вида, что испытывает неудобство или ей что-то мешает.
Знакомимся. Дама представляется тренером команды. Я отвечаю - и не грешу против истины - что мне очень даже приятно. Спрашиваю, составит ли она нам компанию по распитию спиртных напитков. Она соглашается. Киваю новому знакомому: тот быстренько наполняет стаканы "Портвейном". Выпиваем уже втроем. Дальше - за победу на соревнованиях. Потом я посылаю товарища в вагон-ресторан. Руку к тому времени уже вынул, ибо та устала.
Естественно, не обходится без поцелуев. Дама говорит, что замужем. Супруг работает районным архитектором, она - председателем тамошнего спорткомитета. Свой брак считает неудачным. В итоге мы договариваемся встретиться.
И вот спустя восемь месяцев волею судьбы попадаю в тот самый город. Первым делом, конечно, иду в спорткомитет. Спрашиваю руководителя. Мне отвечают, что она временно не работает. После операции. Что ж, значит, не судьба...
Иду на завод брать материал по обмену передовым опытом. Директором его оказывается женщина далеко за семьдесят, но невиданной энергии. Походили по цехам, посидели в кабинете. И, как водится в таких случаях, пошли обедать. Не без бутылочки, конечно (к слову, директриса, несмотря на возраст, тоже приложилась). Заговорили о жизни: кто откуда родом, сколько кому лет, планы на ближайшее будущее и т. д.
В числе прочего директриса пожаловалась на несчастную судьбу сына. Он у нее - горбун. Долго жил бобылем. А года два назад решил жениться, она была категорически против. На вопрос "Почему?" ответила без обиняков:
- С нею переспал весь город! Б… еще та!
И продолжала (видимо, хотела выговориться, а перед чужим человеком - это проще):
- А теперь еще невестка жутко заболела. Обнаружили рак. Сделали сложную операцию - удалили матку. Сын, между тем, сам не свой. Если жена умрет, кто за него, горбатого, пойдет?
- А где работает ваш сын? - дрогнувшим голосом спросил я.
- Он - городской архитектор.
Не скажу, что у меня резко пропал аппетит, но полстакана водки хлопнул сходу.
Мгновение 4. Леви Эшколь во мраке
(1970 год; в/ч 56653, п. Косулино-1, Белоярский р-н, Свердловская обл., РСФСР)
Гарнизонный Дом культуры. После обеда туда сгоняют всех, свободных от несения службы. Причина – более, чем уважительная: из Москвы приехали лекторы и буду нас просвещать относительно международного положения.
Сидим – откровенно, но не подавая вида, скучаем. Нам бы – полежать, вздемнуть, пожевать да просто потравить анекдоты, а тут – набирайся не больно-то и нужного ума-разума.
Гости – их двое – по очереди распинаются со сцены (тоже, кстати, сидя, но за столом).
Более часа слушаем что не так на планете. Мрак!
Но вот старший по званию подводит итог и традиционно обращается к залу:
- Вопросы будут?!
Ну, и насмешил! Да девять десятых бойцов – ни одного слова не слышали: кто – дрмал, кто – думал о своем, а наиболее отчаянные – шепотом нижнего регистра между собой переговаривались. Остальным в уши хотя некоторые фразы и влетали, однако не оставляли ни малейшего следа: политика, да еще международная, - слишком сложная материя и для более подготовленной аудитории.
Москвичи явно разочарованы – не зажгли глаголом ни одного сердца. Меня же обуревают, по крайней мере, два чувства. Во-первых, искренне жаль лекторов – добирались тысячу верст, распинались, а в ответ – звенящая тишина безразличия. Во-вторых, за сослуживцев обидно: будто воды в рты набрали, а ведь гости подумают, что все тут – тупые, ни на что не способные. Так сказать, отсталые по всем направленим. Нужно выправлять ситуацию. И я тяну вверх руку:
- Есть вопрос! Разрешите задать?
- Пожалуйста! Давно бы так…
- Скажите, как вы оцениваете политику израильского премьера Леви Эшколя (знай наших!) по отношению к последним мирным инициативам СССР?
Угловым зрением вижу: народ вокруг меня – рты раскрыл. Значит, завернул нехило! Исподволь начинаю собой гордится. И вдруг слышу со сцены:
- Ну, свое отношение к шагам Израиля я сейчас озвучу, только, товарищ солдат, вынужден уточнить: Леви Эшколь уже больше года правительство интересующей вас страны не возглавляет. Рулит там Голда Меир. А теперь – по существу заданного вопроса…
Однако ни «последние мирные советские инициативы», ни «реакция Израиля» на них меня уже не интересуют. Я отчетливо понимаю: мой авторитет «всезнайки» среди сослуживцев –