на мостовой.

Минута двадцать секунд.

И вдруг один из них встал. Невысокий юноша. Его одеяние насквозь промокло от дождя, по лицу струилась вода. Он развернулся на месте, среди товарищей, по-прежнему недвижно лежавших на мостовой. Со всех сторон из толпы выбрались полицейские в штатском и направились прямо к нему.

Юноша стиснул было кулаки, но тут же уронил руки. В его глазах отражались серые облака.

Комиссар крикнул:

— Ванго Романо?

Молодой человек склонил голову.

В гуще толпы зеленые глаза метались во все стороны, как пара испуганных мотыльков. Что этим людям нужно от Ванго?

И тут юноша встрепенулся. Перешагнув через лежащих, он направился к комиссару. Полицейские медленно двинулись за ним.

На ходу Ванго сорвал с себя белый плащ и остался в черной рясе. Остановившись перед кардиналом, он преклонил колени.

— Простите, отец мой!

— Что ты сделал, Ванго?

— Я не знаю, монсеньор, поверьте мне, умоляю вас. Я не знаю.

Минута пятьдесят.

Старый кардинал тяжело оперся обеими руками на свой посох. Он налег на него всем телом, его рука и плечо приникли к деревянной позолоченной верхушке, как плющ к древесному стволу. Кардинал печально огляделся. Он знал по имени каждого из сорока юных послушников.

— Я тебе верю, мой мальчик, но боюсь, что только я один и верю.

— Это уже много, если вы мне и вправду верите.

— Много, но недостаточно, — прошептал кардинал.

И он был прав. Булар и его подчиненные уже стояли в нескольких шагах от них.

— Простите меня! — снова умоляюще попросил Ванго.

— Что же я должен тебе простить, если ты не сделал ничего дурного?

В тот миг, когда комиссар Булар подошел вплотную и схватил Ванго за плечо, юноша ответил кардиналу:

— Вот что вы должны мне простить…

Он стиснул, как клещами, запястье комиссара, вскочил на ноги, рывком заломил ему руку за спину и отшвырнул в сторону, на одного из полицейских.

Потом, в несколько прыжков, увернулся еще от двоих, которые бросились на него. Третий поднял было револьвер.

— Не стрелять! — рявкнул комиссар, все еще лежавший на земле.

Толпа разразилась громкими воплями, но кардинал одним взмахом руки утихомирил ее.

Ванго стремительно взбежал по ступеням трибуны. Стайка мальчиков-певчих с криками рассыпалась на его пути. Полицейские словно угодили на школьный двор: куда ни поверни, они спотыкались о ребенка или получали под дых удар чьей-нибудь белокурой головки. Булар крикнул кардиналу:

— Велите им убраться! Кому они подчиняются?

Кардинал, страшно довольный, воздел палец к небу:

— Одному только Богу, господин комиссар.

Две минуты тридцать секунд.

Ванго подбежал к центральному порталу собора. И увидел невысокую пухленькую, смертельно бледную женщину; она скрылась за тяжелой створкой, которую захлопнула прямо перед его носом. Ванго бросился к двери, замолотил по ней кулаками.

Изнутри послышался скрип задвинутого засова.

— Откройте! — крикнул Ванго. — Откройте же мне!

Дрожащий голос ответил:

— Я знала, что не должна… Я сожалею… Я ничего плохого не хотела. Это всё звонарь — он назначил мне свидание.

Женщина за дверью плакала.

— Откройте, — повторил Ванго. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Я только прошу открыть.

— Он был такой любезный… Пожалуйста… Меня зовут Клара. Я честная девушка.

Ванго слышал за спиной голоса полицейских. У него подкашивались ноги.

— Мадемуазель, я вас ни в чем не обвиняю. Мне просто нужна ваша помощь. Отоприте дверь!

— Нет… Не могу… Я боюсь.

Ванго обернулся.

Перед ним, от края до края резного каменного портала, полукругом стояли десять полицейских.

— Не двигаться! — приказал один из них.

Ванго прижался спиной к двери с блестящими медными рельефами и прошептал:

— Слишком поздно, мадемуазель. Теперь не открывайте никому. Ни под каким предлогом. Я пройду другим путем.

Он шагнул вперед, в сторону полицейских, затем обернулся и взглянул наверх. Скульптурные изображения сцен Страшного суда. Это был центральный портал, Ванго досконально знал его. Каменное кружево вокруг двери. Справа — грешники, осужденные на адские муки. Слева — рай и ангелы.

Ванго выбрал дорогу ангелов.

В этот момент подоспел комиссар Булар. Но при виде происходящего он едва не лишился чувств.

В мгновение ока Ванго Романо вскарабкался на первый ярус статуй. Теперь он был в пяти метрах от пола.

Три минуты.

Звонарь Симон ничего этого не видел; он вынимал шумовкой яйца из кастрюли.

Ванго как будто не взбирался, а медленно скользил вверх по фасаду собора. Его пальцы цеплялись за малейший выступ, руки и ноги двигались безо всяких усилий. Это было похоже на плаванье по вертикали.

Люди на площади следили за ним, разинув рты. Какая-то дама потеряла сознание и свалилась со своего стула, как узел с бельем.

Полицейские бестолково метались во все стороны у подножия портала. Сам комиссар стоял в оцепенении.

Вдруг прозвучал выстрел. Булар с трудом перевел дыхание и закричал:

— Прекратить огонь! Я же велел не стрелять!

Но никто из полицейских даже не вынимал оружия. Один из них безуспешно подставлял спину товарищу. Бедолаги, они не понимали, что верхний поднимется всего на восемьдесят сантиметров, не больше. Другие старались отворить массивную дверь, поддевая ее ногтями.

Прогремел новый выстрел.

— Кто стрелял? — взревел Булар, схватив за шиворот одного из своих людей. — Найдите мне этого стрелка, вместо того чтобы скрестись в дверь! Что вы там потеряли, внутри? Свечку хотите поставить?

— Мы думали, что доберемся до него через башню, комиссар.

— Да вон там, с северной стороны, есть лестница! — крикнул Булар, тыча пальцем влево. — Реми и Авиньон остаются со мной. Я хочу знать, кто смеет палить по моей куропатке.

Тем временем Ванго поднялся на галерею королей. Встав на ноги, он уцепился за колонну. Дыхание его было ровным. Лицо выражало одновременно решимость и отчаяние. Он смотрел на паперть. Снизу на него были устремлены тысячи испуганных глаз. Вдруг очередная пуля вдребезги разбила каменную корону совсем рядом с его ухом; щеку осыпала мелкая белая пыль. Он видел внизу комиссара, который вертелся, как одержимый, глядя во все стороны.

— Кто это сделал? — вопил Булар.

Нет, в Ванго стреляла не полиция. Он сразу это понял.

На площади находились другие его враги.

Он продолжил подъем; еще несколько движений, и он достиг нижней части розы^[4].

Теперь он взбирался по красивейшему в мире витражу, подобно пауку, свободно скользящему по своей паутине.

Толпа на площади