вверх, потом — снова вниз и так швыряло, пока он не потерял сознание.
В голове зажглись и погасли звезды.
5
«Вот так вот, — с горечью подумал Одмассэн. — И верь после этого мудрецам, пусть даже и всезнающим. Как же, „двадцать лет“! Держи карман шире! Слава Создателю, хоть один ткарн таки не появлялись. Эх, да лучше б им и вовсе не пропадать, тварям поганым, чем пропасть и возникнуть сейчас такими».
Вот уже ткарн, как льдистые змеи снова, вопреки обещаниям усопшего Ворнхольда, появились у селения. Но теперь они стали вдвое свирепей, чем раньше.
А недавно выяснилось, что это не единственное их отличие от прежних тварей.
Горяне всегда ждали Теплыня как избавления, как отдушины. Ждали они его и в этот ткарн. Дождались.
Змеи и не думали отправляться наверх и залегать в спячку. Их не пугала жара, пресмыкающиеся просто перелиняли и продолжали преспокойно охотиться на альвов. Вот так-то! Вот и верь после этого мудрецам…
Уже смеркалось, и Одинокий, как обычно, обходил входы, проверяя, все ли в порядке у стражников. Около одной из дверей Одмассэн повстречал девушку ткарнов двадцати, которая оживленно переговаривалась с пожилой седой женщиной, судя по всему — ее матерью: тот же курносый нос, большие темные глаза, тонкогубый рот и ямочки на щеках.
— Что стряслось? — спросил вэйлорн, подозвав к себе стражника.
— Беда, — ответил тот. — Сын этой женщины, брат девушки ушел днем из селения. И до сих пор не вернулся.
Женщина, видимо, была в чем-то не согласна с дочерью. Оттолкнув ее, она направилась к дверце выхода, уже запертой воинами на два мощных засова.
— Стой! — окликнул Одмассэн. — Как тебя зовут?
— Кирра. Кирра меня зовут. А с тех пор, как два ткарна назад ты увел моего мужа бороться со змеями, посуливши вечное от них избавление, — она окинула вэйлорна взглядом, полным злости и отчаяния, — с тех пор к моему имени прибавилось еще одно. Теперь я Кирра Вдовая.
— Как зовут мальчика? — Одмассэн знал, что в его голосе она не услышит ничего из накопившегося в душе вэйлорна. Просто потому что, как казалось Одинокому, там уже давно пусто.
— Хилгод, — с вызовом ответила женщина. — Как отца.
— Хорошее имя, — кивнул вэйлорн. — Иди спать и уведи с собой дочь. Завтра я отправлюсь на поиски — мальчик, вероятно, заблудился.
— Завтра? — прошипела она. — А ты не боишься, что завтра может оказаться слишком поздно?
— Боюсь, — признался Одмассэн. — Но сейчас его все равно не сыскать. Иди домой и успокой дочь. Она-то у тебя здесь, и ты нужна ей.
— Надолго ли? — с горечью спросила Вдовая, обнимая девушку. — Когда-нибудь ты захочешь и ее отобрать у меня, не так ли, вэйлорн? Молчишь? Молчи. И знай — ее я тебе никогда не отдам. Слышишь?! Никогда!
Девушка обняла мать за плечи и увела ее, водночасье присмиревшую и постаревшую.
Одинокий подошел к решетке, закрывавшей вход, и прислонился лбом к холодному металлу. Снаружи метался ветер, в своем величественном безумии хаотично швыряя и кружа снежную пыль. Где-то там был неизвестный Хилгод, где-то там, среди темных сугробов и острых камней, где-то…
Вдруг вдали вспыхнул и замигал кроваво-красный огонек, как будто там билось чье-то сердце и он вспыхивал в такт биению.
Одмассэн молча стал снимать засовы с ворот.
6
Он был.
Осознание этого пришло к нему неожиданно. Как… удар беспощадной секиры, отсекшей его от самого себя, а потом убившей его большую часть.
Но теперь он был не просто он. Теперь в нем находился кто-то еще (или он находился в ком-то еще — все зависело от того, кем именно он был).
Со всех сторон давил холод, но в нем пульсировало тепло. Его тепло, только недавно обретенное вместе со второй сущностью, вошедшей в него. Странная сущность. Она хотела вернуться в тот дикий холод снаружи и не лежать, уютно устроившись в удобном углублении, а ползти куда-то. Глупо.
Но сущность была настойчива. Это надоело ему, и он стал бороться, пытаясь подчинить ее своей воле и растрачивая столько драгоценного тепла и света.
И хотя сущность была сильна в своих стремлениях, он-то оставался здесь хозяином.
И он побеждал.
7
Ранним утром Одмассэн спешил по коридорам селения к пещере Кирры Вдовой. И все пытался припомнить, кого же напоминает ему лицо полуобмерзшего альва, найденного ими вчера вечером. Вернее, нашел-то незнакомца как раз Хилгод — двенадцатиткарный паренек с черными курчавыми волосами и огромными глазами, явно доставшимися ему от матери. Вообще было неясно, как мальцу удалось одному выбраться из селения, и Одинокий пообещал себе самым серьезным образом с этим разобраться и строго наказать виновных. Но, как бы то ни было, Хилгод оказался снаружи и случайно наткнулся на тело молодого парня, уже почти присыпанное снегом. Возвращаться в селение за помощью мальчик не решился, так как боялся из-за пороши не найти потом дороги к пострадавшему. А тащить парня на себе Хилгод не смог бы. И он не придумал ничего лучшего, как лечь сверху на окоченевшего и не подававшего признаков жизни незнакомца и попытаться его согреть, надеясь, что их найдут.
Наступила ночь, а помощь все не приходила. Мальчик уже совсем отчаялся, когда вдруг заметил, как из-под лежащего лицом вниз незнакомца пробивается мерное алое сияние, пульсирующее в такт биению Хилгодова сердца. Он ужасно перепугался, но потом успокоился.
А вскоре появился вэйлорн со стражниками.
Они отнесли пострадавшего к Вдовой, как она сама того потребовала. Одмассэн не противился: в конце концов, кому-то же нужно ухаживать за обмерзшим, так почему бы и не Кирре. Опять-таки мальчонка тоже хотел, чтобы дивного незнакомца оставили у них, и обещал помочь взрослым выхаживать его.
Собственно, поначалу слово «выхаживать» вызывало у Одмассэна сомнения. То, что он и стражники принесли вчера в селение, скорее можно было бы назвать трупом, чем живым телом. Но отчаянные хлопоты Кирры (которая, между прочим, славилась как хорошая лекарка), ее дочери Хиинит и Хилгода вроде бы возродили хоть надежду на то, что пострадавший выживет. Дай-то Создатель.
Одмассэн постучал камешком о стену у входа, дождался скрипучего: «Входите», — и прошел в пещеру Вдовой.
Справа у стены, рядом с очагом, стояла кровать незнакомца, и около нее суетились обе женщины. На появление вэйлорна они отозвались рассеянными кивками, зато мальчишка, выбежавший из соседней пещеры, подлетел к нему и затараторил:
— Дядя Одмассэн! Он! У него камень на шее перестал пульсировать. Вот. А сам он ожил, сегодня утром глаза открыл, посмотрел на Хиинит и как застонет: «Виниэль, Виниэль!» И — бац! — опять в обморок. Вот!
Одинокий посмотрел в большие темные глаза, уставившиеся на