Предполагается, что ты к тому времени уже как следует изучишь обстановку и познакомишься с колонистами. Я буду готов в любую минуту принять сообщение на условленной частоте. Тебе нужно послать лишь оговоренный набор букв. Я введу сообщение в компьютер, тот выдаст инструкции, и я поступлю в соответствии с ними. Если через триста дней от тебя не будет вестей, я помолюсь за душу бедняги Свени и отправлюсь восвояси. Больше, бог — свидетель, мне ничего неизвестно.

— Достаточно и этого, — спокойно ответил Свени. — Пойдем.

Свени вышел наружу через личный шлюз. Как и у всех межпланетных кораблей, у корабля Майклджона не было внешней обшивки. Он состоял из модулей, включавших жилую сферу и соединявшихся паутиной блоков и растяжек. Одна из самых длинных Т-образных балок была сейчас направлена в сторону объекта «эйч». Эта балка и должна была послужить катапультой.

Свени поднял голову, глядя на шар спутника. Знакомое ощущение падения на миг вернулось к нему. Он опустил взгляд и смотрел на корабль, пока это ощущение не угасло. Очень скоро он отправится к Ганимеду.

Из-за выпуклости жилой сферы показалась фигура Майклджона, скользящего по металлу кабины. В мешковатом скафандре именно он казался сейчас нечеловеком.

— Готов? — спросил капитан.

Свени кивнул и лег лицом вниз на направляющую балку, защелкнув в положенных местах крепления упряжи. Он чувствовал прикосновение перчаток Майклджона к спине — тот закреплял ранцевую реактивную установку. Но он ничего не видел, кроме деревянных салазок, которые будут предохранять тело от огня.

— Порядок, — сказал пилот. — Удачи.

— Спасибо. Давай отсчет, Майки.

— Пять секунд до старта. Четыре, три, две, одна, пошел!

Реактивный ранец завибрировал и довольно ощутимо стукнул Свени между лопатками. Мгновенное ускорение надавило на ремни парашютной упряжи, салазки помчались вдоль направляющей балки.

Потом, освобожденные, они отделились и по дуге ушли куда-то вниз, быстро исчезнув среди звезд. Отделился и ранец и помчался вниз и вперед, извергая огонь из сопла. Волна жара от двигателя, хотя и мгновенно рассеявшаяся, все же вызвала у Свени головокружение. Потом ранец исчез. Он разовьет такую скорость, что после удара о поверхность образуется небольшая воронка.

Остался лишь сам Свени, падавший вниз головой на поверхность Ганимеда.

2

Свени всегда хотел быть человеком. Он хотел этого с того момента, подернутого дымкой воспоминаний, когда понял, что рамки его персональной Вселенной ограничены куполом в недрах Луны. Смутное, но сильное желание со временем перешло в ледяную тоску по несбыточному, дававшую о себе знать в манере держаться, во взгляде на мир и в снах, которые по мере взросления Свени приходили все реже, но приняли форму кошмаров, на несколько дней оставлявших его полуоглушенным, словно он чудом уцелел после катастрофы.

Приставленный к Свени отряд психологов, психиатров и аналитиков делал что мог. Но они мало что могли. Предмет исследований был слишком далек от того, с чем привыкла иметь дело психиатрия, создаваемая людьми и для людей. Кроме того, члены научной команды расходились в том, что нужно считать основной целью терапии: примирение Свени с его нечеловеческой сущностью или, наоборот, укрепление надежды на человеческое будущее.

Факты были просты и неумолимы. Свени — адаптант, существо, приспособленное к свирепому морозу, слабой гравитации и жиденькой атмосфере Ганимеда. Кровь в его сосудах, клетки тканей на девять десятых состояли из жидкого аммиака. Кости его — лед, дыхание — сложная водородно-метановая цепочка реакций, основанная не на железосодержащем катализирующем пигменте, а на разрыве и восстановлении мостика сульфидной связи. При необходимости, он смог бы продержаться долгие недели на диете из одной каменной пыли.

Таким он был всегда, еще до зачатия. Клетка, из которой развился зародыш Свени, до оплодотворения подверглась целому комплексу воздействий — избирательной обработке ядами, игловой рентгенотерапии, специальному метаболическому активированию и пятидесяти другим операциям с непроизносимыми названиями. Вкупе все это окрестили «пантропологией», что в вольном переводе означало «трансформация всего», — так оно и было.

Пантропологи не ограничились изменением внешности и цикла жизнедеятельности Свени — они вторглись в его духовный мир, обучение и не делали из этого мины. Доктор Алфкон как-то, беседуя со Свени через интерком, гордо объяснил, что по мановению руки адаптированные люди не возникают. Даже клетка-зародыш имела позади себя сотню генераций, ступенчато изменявшихся из поколения в поколение, пока не возникла зигота, достаточно далеко ушедшая от теплой белковой жизни ко льду, цианидам и всему прочему, из чего сделаны такие мальчики, как Свени. Доктор Алфкон был снят с должности, когда в конце недели команда психологов прослушала записи всех разговоров Свени.

К счастью, Свени никогда не слышал известного детского стишка о том, «из чего только сделаны мальчики», и не стал жертвой эдипова комплекса. Он заметил, конечно, что доктор Алфкон не появился в урочное время, но в этом не было ничего особенного. Ученые приходили и уходили, перемещаясь внутри большой, тщательно охраняемой пещеры только в сопровождении вежливых, щеголеватых полицейских Порта. Ученых редко хватало надолго, в псих-команде чувствовалось постоянное возбуждение, иногда выливавшееся в яростные словесные баталии, в которых спорящие сильно напрягали голосовые связки. Свени так и не выяснил, в чем тут дело, — связь со внешним миром обрывали сразу, как только поднимался крик. Но он заметил, что некоторые из голосов уже больше никогда не принимали участие в спорах.

— А где доктор Эмори? Ведь это его день.

— Он закончил вахту.

— Но я хочу с ним поговорить. Он обещал мне книгу. Разве он уже не вернется навестить меня?

— Не думаю, Свени. Как это ни печально, но он уволен. Не волнуйся, у него все хорошо. Книгу я тебе принесу.

После третьего подобного случая Свени в первый раз позволили выйти на поверхность Луны — правда, с охраной из пяти человек в скафандрах. Это не помешало Свени насладиться свободой, которая показалась ему огромной. Он почти не ощущал защитного костюма, невесомого по сравнению с неуклюжими вакуумными скафандрами полицейских, так пьянил первый глоток свободы, которую ему предстояло получить — если верить намекам — после того, как он выполнит свое предназначение. Он даже сможет увидеть Землю, где живут люди.

О своем предназначении он знал едва ли не с того момента, когда начал сознавать себя, и это знание стало его второй натурой. В него