жить. Отбывал он свой срок неподалеку отсюда, на Полярном Урале и, насколько я знаю, умудрился влюбиться в красоту этих лунных пейзажей навсегда.

В кабинете у Папы сидели странного вида люди. Женщина тонула в сапогах сорокового размера и застиранной спецовке пятидесятого. На мужчине была спецовка этого же размера и той же степени поношенности, только выглядела она на нем как детский костюмчик, полюс ко всему стоптанные тапочки на босую ногу. Я хмыкнула. За те три минуты, что я шла к Белому Дому, то есть, перешла по деревянным мосткам, заменявшим у нас тротуар из своего вагона в серебристый вагон мастеров, геологов и начальника партии, мне уже успели рассказать, как утром прилетел вертолет. Обычно, он садится на специальную площадку, которая представляет собой настил из кедровых досок трехдюймовой толщины, в три слоя, зачастую, брошенный прямо на болото. Из вертолета выгрузились вполне приличного вида люди с аппаратурой и рюкзаками, сделали шаг с площадки в сторону буровой вышки, балков, в сторону цивилизации, так сказать, и утонули в болоте. Причем парень, так как был выше ростом, ушел по пояс, женщина по грудь. Вытаскивали их оттуда соединенными усилиями вертолетчиков и работяг, выгружавших ящики с провизией.

Минута взаимных представлений. Старший геолог Басова Евгения Николаевна, старший маркшейдер Сайбель Олег Дмитриевич, маркшейдер Заславская Людмила Львовна. Из троих вышеназванных я — геолог.

Я села на стул у окна и вопросительно посмотрела на шефа.

— Вот Евгения Николаевна вам и поможет, — подытожил шеф.

Я продолжала выжидать.

— Нужно провезти коллег по скважинам.

Тамбовский волк им коллега — угрюмо подумала я, а вслух безропотно и смиренно, как мусульманская жена, спросила:

— По всем?

— По законтурным! — повысил голос шеф, — Какие там у нас были? Сто первая, сто

вторая бис восемьдесят четвертая…

— Сто вторая бис в контуре… А в чем, собственно проблема, Виктор Анатольевич, сам

распорядиться не можешь? — я наконец-то высекла из практически пустой зажигалки последний язычок огня и едва успела прикурить.

— Вот я и распоряжаюсь! — прогремел ответ.

— Так, не поняла, ты предлагаешь мне самой их везти?! — моментально озверела я.

— Вы можете дать нам только машину, мы сами проедем по участку…

Я удивленно взглянула на говорившую. Мне приходилось встречаться с этой женщиной раньше в Конторе, она работала у топографов в камеральной группе — там занимаются пересчетом результатов полевой съемки и прочей картографической заумью — но я никогда не разговаривала с ней. У нее был неожиданно низкий, альтовый голос, красивого тембрового окраса, таким голосом со сцены публику в зале до исступления доводить, выводя “Casta Diva” из “Нормы”, или…

— Людмила Львовна, — голос Папы, полный отеческого участия, прервал мои размышления, — Проехать вы сможете, а Евгения Николаевна вас сопроводит, — с нажимом в голосе произнес он последние слова, — Только по тем последним скважинам, где сохранились дороги, на остальные, указанные вами точки, мы забросим вас вертолетом и вы уж там пешечком сами… А мы вас потом заберем.

Шеф попытался простецки улыбнуться своим стальным капканом. В кабинете повисла тишина. Конторские деятели были в шоке.

— На какой у нас остались вертолетка? — деловито обратился ко мне Папа.

— На девяносто шестой кажется, а на девяносто седьмой мы бытовку списанную оставили — я поднялась, швырнула зажигалку в форточку, и подошла к столу, на котором была расстелена карта.

— Но там везде были дороги, — наконец-то обрел дар речи старший маркшейдер.

— Были да сплыли. От дождей сплыли. Кроме того, мы по этим дорогам технику перевозили. УАЗик там теперь не пройдет, другой свободной машины у меня для вас нет. Сами видите, мы в состоянии переезда.

— Но мы совсем не готовились к такому походу. Мы думали, что будем передвигаться по дорогам и на ночь возвращаться сюда, — господин Сайбель явно не был романтиком.

— Куда — сюда? — деланно удивился Папа, — на днях мы начинаем демонтаж вышки, вывозим трубы, дизель, к концу недели балки и вагончики повезем. И потом, вы километраж считали? Где я вам столько бензина найду?

Вновь настала, я бы сказала, душераздирающая пауза.

— Спальники и сменное белье есть? — спросил Папа.

— Есть, — хором ответили маркшейдеры.

— Остальное дадим. Евгения — под твою ответственность.

А я тихо, не подавая вида и сохраняя угрюмость в лице, уже радовалась заданию. Пошляться без дела по тундре… Бегать с нивелирной рейкой, в конце концов, я не собиралась… Можно конечно рвануть на новое место и развить там бурную деятельность, но я так устала от работы, мне так хотелось отдохнуть. Не совсем конечно отдых — за рулем, но… Все разнообразие… Пока эти чудаки будут уточнять то, что они же, ну не они, так их собратья по разуму, наснимали в начале этого года, у меня намечалась масса свободного времени, которое я могла провести в тишине и одиночестве, уставившись в собственный пупок… Я поймала взгляд шефа и поняла, что он видит меня насквозь и глубже. В конце концов, он вполне мог выбрать для этого задания любого бурильщика. Но он знал, он слишком хорошо знал меня, так же, как я знала его…

Само собой подразумевалось, что Людмила Львовна устроится пока у меня, Сайбеля увели в балок к ребятам из второй бригады. Заславская зашла ко мне первая, я задержалась на улице с геофизиком Ренатом Юсуповым, обсуждая результаты корреляционного анализа скважины. Нефтью здесь, конечно, и не пахло. Когда я вошла к себе, Заславская стояла посередине кабинета и с любопытством оглядывалась. Стол, диван, вешалка, кресло, печка, стул, рукомойник. Что здесь можно так долго рассматривать? Фанерная перегородка делила вагончик в пропорции один к трем. Две трети занимал так называемый кабинет, одну треть спальня. Дверь в одну треть была открыта и там виднелась так и неприбранная сегодня кровать. Я привалилась к косяку и в свою очередь рассматривала гостью. Уже внешне она задерживала на себе внимание. Не высокая, красивая сероглазая шатенка, правильные черты лица, высокий лоб, короткая стильная стрижка, холодный, внимательный взгляд. Судя по красивому, шоколадному загару, недавно из отпуска. Очень женственная. Это было заметно даже в том камуфляже что, был на ней сейчас одет, но я помнила ее и в другом виде. Всегда в костюме, всегда прическа, умелый, без деревенской вульгарности макияж, маникюр. Возле нее я чувствовала себя со своими ста семидесяти пятью роста, с обветренным лицом, пропахшая репелентом и табаком, мягко говоря, мастодонтом. С этими поездками в Контору