по-французски без всякого английского акцента?

Бекет. Мои родители сумели сохранить свои земли, решив, как теперь говорят, сотрудничать с королем, вашим отцом. Меня еще мальчишкой отправили во Францию, чтобы я усвоил хорошее французское произношение.

Король. Во Францию? Не в Нормандию?

Бекет (улыбаясь). В этом было особого рода патриотическое кокетство. Они ненавидели нормандский акцент.

Король (язвительно). Только акцент?

Бекет (с непроницаемым видом, непринужденно) . Мой отец был слишком суровым человеком, никогда при его жизни я не посмел бы допытываться о его сокровенных чувствах. Да и после его смерти ничего, разумеется, не прояснилось. Ему, правда, удалось нажить большое состояние, сотрудничая с королем. Но поскольку он был человеком строгих правил, думаю, что он сумел разбогатеть, не поступаясь своей совестью. По-видимому, людям строгих правил известен какой-то фокус, который помогает им преуспеть в смутные времена.

Король. А тебе?

Бекет (делая вид, будто не понимает вопроса). Мне, государь?

Король (не скрывая легкого презрения, так как, при всем своем восхищении Бекетом, а может быть, именно по этой причине, ему приятно порой иметь против него лишний козырь). А тебе легко удался этот фокус?

Бекет (продолжая улыбаться). Для меня вопрос стоял иначе. Я ведь человек легкомысленный… Откровенно говоря, я над этим даже не задумывался. Я обожаю охоту, а только норманны и их приближенные имели право охотиться. Я обожаю роскошь, а роскошь была привилегией норманнов. Я обожаю жизнь, а саксонцам грозило истребление. Добавлю еще, что я обожаю честь.

Король (немного удивлен). И твоя честь тоже примирилась с сотрудничеством?

Бекет (беспечно). Я имел право обнажить шпагу против самого знатного нормандского дворянина, если бы он посмел прикоснуться к моей сестре, и убить его на поединке. Это, конечно, деталь, но деталь весьма для меня ценная.

Король (неискренне). Но ведь ты мог задушить его и скрыться по примеру многих саксонцев в лесах.

Бекет. Там не слишком уютно, да и мало толку. Мою сестру, как и любую саксонскую девушку, тут же изнасиловал бы какой-нибудь другой нормандский барон. А сейчас она пользуется уважением.

Король (задумчиво). Не понимаю, неужели ты нас не ненавидишь? Вот я, скажем, не такой уж я храбрый…

Бекет. Откуда вы знаете это, государь? До самого дня своей смерти никто не может точно знать, храбр он или нет…

Король (продолжает) . Но тебе известно, я не люблю драк… во всяком случае, не люблю сам принимать в них участие. Но если бы, к примеру, французы в один прекрасный день вторглись в Нормандию и натворили там хоть сотую долю того, что натворили здесь мы, я уверен, что при виде любого француза я выхватывал бы кинжал и… (Внезапно кричит, увидев жест Бекета.) Что ты ищешь?

Бекет (улыбаясь, вынимает из кармана камзола гребешок). Гребешок… (Начинает причесывать короля; ласково.) Все дело в том, сир, что вы не находились сто лет под властью оккупантов. Это большой срок… За такой срок многое забывается…

Король (неожиданно довольно тонко). Будь ты бедняком, ты, наверно, не забыл бы.

Бекет (беспечно и загадочно). Возможно, не забыл бы. Но ведь я богат. И легкомыслен… Я говорил вам, сир, что получил из Флоренции новую посуду, золотую? Надеюсь, государь окажет мне честь и обновит ее у меня?

Король. Золотая посуда? Да ты с ума сошел!

Бекет. Я хочу ввести ее в моду.

Король. Я — твой король — ем на серебре!

Бекет. Государь, вы тратите деньги на серьезные дела, а я — только на свои удовольствия… Досадно, что ее могут поцарапать. Впрочем, поживем — увидим… Мне прислали еще две вилки…

Король (удивлен). Вилки?

Бекет. Да. Это какой то новый дьявольский инструмент — по форме и по употреблению. На вилку накалывают мясо и кладут его в рот. И пальцы остаются чистыми.

Король. Зато пачкаются вилки!

Бекет. Да. Но их можно вымыть.

Король. И пальцы тоже. Не вижу смысла.

Бекет. Конечно! Практического смысла нет. Но зато это изысканно, изящно. Совсем не по-нормандски.

Король (вдруг с восторгом). Послушай, закажи-ка и мне дюжину! Воображаю, какие рожи скорчат эти дураки-бароны, когда я велю подать вилки на первом же обеде! Только не смей говорить им, для чего нужны вилки. Вот посмеемся!

Бекет (хохочет). Дюжину? Однако!.. Ведь вилки стоят очень дорого!.. Пора идти на Совет, государь.

Король (смеясь). Они ничего не поймут! Они, болваны, решат, что ими дерутся. Мы повеселимся на славу!

Уходят, смеясь. Занавес перед ними раздвигается, и видны те же колонны, — это зал Совета, куда они и входят, все еще смеясь.

Король (подходит к трону). Мессиры, открываем заседание Совета. Я собрал вас сегодня, чтобы покончить раз навсегда с отказом духовенства платить налог за неявившихся рекрутов. Надо наконец договориться, кто же управляет королевством: церковь…

Архиепископ делает протестующий жест.

…одну минуту, архиепископ!.. или я? Но перед тем, как перейти к дебатам, хочу начать с хороших новостей. Я решил восстановить должность канцлера Англии, хранителя печати с тремя львами, и доверить этот пост моему верному вассалу и подданному Томасу Бекету.

Бекет (пораженный, побледнев, поднимается). Государь!

Король (насмешливо). Что с тобой, Бекет? В штаны напустил? Впрочем, что удивительного, ведь мы столько выпили сегодня ночью. (Смотрит на него, в восторге.) Как я рад, что мне хоть раз в жизни удалось тебя удивить, милый мой саксонец!

Бекет (преклоняет колено, с неожиданной серьезностью). Мой государь, вы оказываете мне чересчур большое доверие. Боюсь, что я недостоин его… я еще так молод… возможно, легкомыслен…

Король. Я тоже молод, и ты это знаешь лучше нас всех! (Присутствующим.) Вы ведь слышали, он ученый! Просто невероятно, сколько он всего знает! Он всех вас заткнет за пояс! Даже вас, архиепископ! Что же касается его легкомыслия… не следует обманываться на этот счет! Он пьет мертвую, любит покутить, но этот малый все время думает. Порой даже как-то не по себе, неприятно, когда все время думают рядом с тобой… Встань, Томас. Я ничего не делал без твоего совета, раньше это держалось в тайне, а теперь станет известно всем, вот и все! (Разражается смехом, вынимает какой-то предмет из кармана и передает Бекету.) Держи, это печать. Смотри не потеряй. Без печати — нет Англии, и придется нам всем вернуться в Нормандию! А теперь — за работу, мессиры!

Архиепископ (встает, расплывшись в улыбке, он уже оправился от изумления). Да будет мне разрешено, с дозволения государя,