- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (51) »
поженимся. Я только не знаю, какая она. Мне ее не показывают.
— Ой, как интересно! — выпростав из-под одеяла руки, сказала Тоня. — А если ты в другую влюбишься?
— Я не знаю, что такое любовь, — сказал Хойко. — Если ты знаешь, что это такое, — расскажи. Мне нравится твой голос, и мне хорошо с тобой. Верно, ты — хороший человек!
Тоня смущенно посмотрела на Хойко, на его лицо, задумчиво-грустное.
— Это нельзя объяснить, Хойко, — сказала она. — Там, в Москве, далеко отсюда, у меня есть любимый парень. Звать его Костя. Он работает на фабрике. Мне с ним почти всегда бывает хорошо. Верно, это и есть любовь.
Тоня замолчала. Хойко сгорбившись сидел на ее чемодане и смотрел в оконце. Так хорошо было обоим молчать и каждому думать о своем.
— А знаешь, кто такой Васька Харьяг? — первым нарушил тишину Хойко. Голос его был уже тверд и спокоен.
Тоня поняла, что обидела его чем-то.
— Шаман, Хойко. Это вроде наших попов и знахарей.
— Это правда. Но его зовут Харьягом…
— Ну и что же?
— Харьяг — это на твоем языке, хабеня, — извилистая река, понимаешь?
— Нет, — растерянно пожала плечами девушка, — что ж из этого, что его зовут «Васька Извилистая река»?
— Его не прозвали прямой рекой, девушка. Утром он будет здесь, чтобы ты ездила только с ним. Понимаешь?
Тоня задумалась. На лбу ее собралась тонкая резкая складка.
— Так, — сказала она.
Хойко сурово улыбнулся и встал.
— Тогда мы едем с тобой, Хойко. Ты, наверное, очень хороший парень, понимаешь? Только не хмурься. Не люблю хмурых.
Хойко засмеялся и вышел из палатки. Через полчаса он подъехал с оленьей упряжкой и, постучав в оконце, занес Тоне малицу.
— Одень, девушка, замерзнешь.
— Ишь ты, — сказала Тоня, — тоже заботится об уюте, как моя мамаша. Я не ребенок.
— Как хочешь, — сказал Хойко, — до пармы Васьки Харьяга далеко.
И, подхватив Тонин чемодан, он вышел из палатки. Малицу он положил на нарты, закутав в нее чемодан, и все это прикрутил к копыльям тонким ремнем. Тоня вышла в романовском полушубке с большим рыжим воротником. Она села на нарты и, близоруко всматриваясь в нежно-лиловый горизонт, сказала:
— Едем!
— Охэй! — крикнул юноша и, прикрывая девушку своей спиной, повел упряжку между холмов, по руслу узкой реки.
«Хорошо», — подумала Тоня.
Стеклянную и грустную песенку поют нарты. Серебристый иней тонкой пыльцой оседает на рукавах ее полушубка. Мимо пролетают овраги. Они кажутся странно глубокими, потому что в них отстоялась темнота, похожая на воду. Края оврагов оторочены резкой каемкой кустарника. Это похоже на атолл — коралловый ошейник с лагуной в середине.
Вершины сопок бледно-лиловы от незримого света. Хорошо быть в далеком пути на поющих свою песенку нартах! И ничего в мире нет, кроме низких, кое-где проступающих звезд, бледных, мягко светящихся.
— Хорошо, — шепчет девушка.
Может быть, и она здесь родилась когда-то, много тысячелетий тому назад. Она ела сырое мясо и пила тепловатую оленью кровь. Почему так сильно горит одинокая звезда почти над ее головой? Это Полярная звезда. Олени, закинув рога на спину, мчатся, резко выбрасывая в сторону ноги. Грустными красивыми глазами они смотрят на Нгер Нумгы — свою звезду. Тоня знает, почему они в тихие ночи так грустно глядят на Полярную звезду! Эту ненецкую сказку она слышала еще в городе.
Великий Нум, создав человека, опустил его на землю. Он сказал человеку:
— Если ты достоин жизни, проживи один, ничего не требуя от меня.
И спустился человек на землю, и заплакал он от горя. Снег от края до края покрывал ее.
И взмолился человек перед богом, и сказал Великий Нум гордости всех звезд — Нгер Нумгы:
— У тебя много оленей. Они едят ягель и не знают, что такое горе. Спусти их на землю, и когда люди станут богатыми все до одного, олени могут возвратиться к тебе. Своим светом ты будешь покровительствовать им.
И опустились олени на землю, чтоб служить людям. Они много работают и мало едят, а глаза их становятся из века в век печальнее.
И почему-то в тихие морозные ночи, когда Нгер Нумгы выходит на небо посмотреть свой народ, олени смотрят на нее, и глаза их наполняются слезами. Они просят Нгер Нумгы взять их обратно к себе, но Великий Нум лишил их дара речи, и красавица Нгер Нумгы не берет их обратно к себе в Страну Голубого Света.
Тоня вздыхает. Ей по-хорошему грустно.
— Скоро приедем, — говорит Хойко, — чай будем пить. Ты замерзла?
— Нет, — говорит Тоня. — Помолчим давай. Мне очень хорошо.
— Помолчим, — говорит Хойко, но Тоне уже хочется говорить.
Она чувствует, как онемели ее ноги и холод пробрался к телу.
«Зря малицу не взяла», — думает она.
— Подожди немного, я хочу узнать, крепкий ли наст, — говорит она смущенно и, не дожидаясь ответа, прыгает с нарт.
Олени резким рывком выносят нарты на вершину сопки, а девушка, падая на скованный морозом снег, поднимается и бежит вслед за ними. Плохо расхоженные валенки жмут ей ноги.
— Хойко! — кричит она, задыхаясь от радости. — Хойко!
Хойко смеется в ответ. Он размахивает хореем уже на вершине соседней сопки. При сумеречном свете звезд она видит, как он отвязывает чемодан и малицу.
Подбежав к упряжке, Тоня покорно надевает малицу и толкает в снег Хойко.
— Вот беда, — говорит Хойко, — ученая, а толкается!
Они смеются оба заразительно, как дети.
«Да он такой же, как я», — думает Тоня, садясь на нарты.
При утреннем рассвете они въезжают в парму Васьки Харьяга.
Свежий след, правее крайнего высокого чума, успокаивает Хойко:
— Посмотри, девушка: Васька Харьяг час тому назад поехал за тобой.
— Ну что ж, за работу, — говорит Тоня, и голос ее звучит сурово и деловито.
В парме Васьки Харьяга стояло пять чумов.
— К Терентию Вылко пойдем, — сказал Хойко.
Они вошли в средний чум, прикрытый ветхими нюками.
Слабый свет, сочившийся через мокодан, еле освещал внутренность чума: чадящий костер, выщербленный по краям котел, подвешенный на крюке.
— Ань-дорова-те! — сказала Тоня.
— Здравствуй-здравствуй, — приветливо ответила пожилая женщина с русским лицом и уже поседевшими косами.
Мужчина, дремавший на шкурах у постели, поднял голову и посмотрел на Тоню. Зеленовато-желтое, испитое лицо. Пораженная нервным тиком левая щека, темная впадина на лбу у самых волос.
«Батрак», — подумала Тоня сочувственно.
Делая вид, что она пришла только в гости, девушка наклонилась к костру и подула на огонь. Женщина удивленно посмотрела на русскую и подала ей хворост:
— Спасибо, что заехали. Пить чай
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (51) »