Нам предложили, поехать в город, отдохнуть. Мы отказались. Нас привели в какую-то комнату, расположенную в штабе аэродрома. Бряндинский улегся на кровати, я на диванчике. Устали оба, вымотались. Но не спится и не лежится. Какой отдых, когда надо в Москву лететь! Наконец, уговорили друг друга пролежать часок. Через несколько минут Бряндинский посмотрел в окно и вскользь заметил:
- Кажется, становится светлее!
Я немедленно соскочил с дивана. Дождь льет попрежнему, как из ведра. Нигде ни малейшего просвета. Легли опять. Затем мне показалось, что за окном становится светлее. Так через каждые десять минут мы вскакивали и подходили к окну. Потом поглядели, друг на друга, рассмеялись и решили:
- Отдохнуть не удастся, пойдем на аэродром.
Техники выправили патрубок, поставили его на место.
Но лететь нельзя было. Облака нависли сплошным мешком, дождь лил не переставая. И вдруг мы заметили в одном месте легкое просветление. Я решил, что там, вверху, либо чистое небо, либо прослойка. Вскочили в самолет и взмыли в воздух. Окружающие даже запротестовать не успели. Пробиваясь между слоями облачности, набрали высоту в несколько километров. Нам важно было выбраться вверх. В гористой местности набирать высоту вслепую не рекомендуется.
Поднявшись на 4500 метров, взяли курс на запад. В облаках перевалили Урал. Над европейской равниной погода была более благоприятная. Дул сильный попутный ветер. В разрывы увидели землю. Мелькнул какой-то городок. Бряндинский моментально определился. Это были Вятские Поляны. В 16 часов 10 минут прошли Казань. Оттуда взяли курс на Москву. Из Арзамаса Александр Матвеевич передал радиограмму:
- Рассчитываю быть в Москве в 18 часов 22 минуты.
Около Владимира неожиданно отказал правый мотор. До Москвы оставалось 180 километров. Неприятное осложнение. Конечно, самолет и на одном моторе дотянет до конечной цели, но придет с опозданием. Начинает пошаливать и левый мотор. Вдруг, так же внезапно, правый мотор заработал, а левый почти совсем отказал. Потом правый мотор опять отказал.
Его работа мне не нравилась еще в конце перелета на Восток. В Хабаровске пришлось сменить одну деталь двигателя, которая оказалась не в порядке. В Новосибирске я созвал у двигателя целый консилиум технических специалистов. И вот сейчас он все-таки подводил.
Пришлось сбавить обороты, уменьшить скорость. Быстро прикинув расположение лежащих на пути аэродромов, я начал продвигаться вперед от площадки к площадке. Последние десятки километров мы шли зигзагами. Так протянули до Щелкова. От Москвы нас отделяло несколько минут полета. Все-таки я не решился лететь напрямую. Мы пошли через промежуточный аэродром. Там правый мотор оборвал в третий раз. Зато в тот момент, когда самолет подлетал к Центральному аэродрому имени Фрунзе, двигатель снова заработал.
В 18 часов 30 минут 15 июля мы сделали посадку. Путь был закончен. На столичном аэродроме вам организовали торжественную встречу. 18 июля в нашу честь был устроен прием на даче у товарища Молотова. Там присутствовали товарищи Сталин, Каганович, Ворошилов, Калинин, народные комиссары, Герои Советского Союза, авиационные конструкторы.
Отдохнув несколько дней, мы принялись за свою обычную работу. Я занялся испытанием новых самолетов. Бряндинский уехал в командировку. А через два месяца мы узнали, что Александр Матвеевич Бряндинский погиб при исполнении служебного долга.
Тяжело, очень тяжело было услышать эту страшную весть. Погиб замечательный человек, преданный партии и своему народу, ушел из жизни великолепный мастер летного дела, чудесный друг и товарищ. Смерть застигла его молодым, в полном расцвете сил и таланта. Он не мыслил себе жизнь вне авиации, вне любимого дела.
Трагический случай оборвал прекрасную жизнь. Никогда уже больше Александр Матвеевич не проложит курса советским самолетам, не поведет советские машины по безбрежным воздушным путям. Но жива советская авиация, не угасли силы советских летчиков и штурманов. Мы будем водить воздушные корабли нашей могучей страны с такой же точностью, искусством и беззаветной отвагой, как водил их Герой Советского Союза комбриг Александр Матвеевич Бряндинский.
Завтрашний день авиации
Меня часто опрашивают о перспективах развития авиации, о возможностях советских самолетов. Достижения советской авиационной промышленности и советского самолетостроения огромны. То, что вчера казалось невозможным, сегодня становится свершившимся фактом.
Еще вчера казалась гигантской скорость полета в 250-300 километров в час. Сейчас самолеты с полной боевой нагрузкой дают скорость в 400-500 километров в час. В самом ближайшем будущем мы будем свидетелями скоростей порядка 600-700 километров в час.
Растет также и предельная высота полета. В 1937 году английский летчик Адамс установил международный рекорд высоты полета на самолете - 16640 метров. Состояние советской авиационной техники дает возможность побить рекорд Адамса, и притом весьма значительно. В ближайший год-два самолеты достигнут высоты 18-20 километров. В стратосферу подымутся не единичные рекордные самолеты, ее освоят и транспортные машины. Я считаю, что в скором времени транспортные самолеты будут летать несколькими этажами. Выше всех (за чертой 14-15 километров) пойдут почтовые машины, которые обычно. обслуживаются одним пилотом. Летчика гораздо проще обучить пользованию кислородным прибором, чем пассажира. Они будут доставлять письма и газеты со скоростью 600 - 700 километров в час. Несколько ниже полетят мощные грузовые самолеты. Оборудованные специальными высотными моторами, они с огромной быстротой будут перебрасывать различные грузы из одного конца страны в другой, из одного государства в другое. Еще ниже (примерно на высоте 10-12 километров) полетят пассажирские машины с герметической кабиной, изолирующей людей от влияния разреженной атмосферы. Их скорость будет также порядка 600-700 километров в час. Наконец, на уровне трех-четырех километров пройдут трассы пассажирских машин обычного типа. Но даже и на этой высоте эксплоатация воздушного транспорта будет намного рентабельнее, чем сейчас.
Несколько лет назад беспосадочные