Второе изгнание
Наш приезд в Центральную зону вызвал удивление. «Пятая колонна» внушала населению, что правительство бросило его и не собирается возвращаться в Испанию. Эта пропаганда оказывала пагубное влияние и на личный состав авиации. Наше возвращение лишь отчасти смогло поднять его дух.
Мы немедленно начали готовиться к отражению нового неизбежного наступления врага. Я посетил все оставшиеся у нас аэродромы и откровенно рассказал личному составу о положении республики. Прежде всего меня беспокоил вопрос о готовности авиационных частей к будущим сражениям. Но я считал необходимым предусмотреть и меры для спасения личного состава на случай прорыва противником нашей обороны. Все командиры получили конкретные указания о том, как надлежит действовать в случае окружения или потери связи с Центром.
Хотя на первый взгляд, учитывая атмосферу неуверенности, созданную капитулянтской пропагандой, подобные распоряжения могут показаться деморализующими, в действительности это была забота о людях. Я понимал, что, если республиканский летчик попадет в руки фашистов, его ждет неминуемая смерть.
Увы, мои опасения подтвердились. Как только фашисты вступали на территорию аэродромов, начиналась зверская расправа над республиканскими летчиками.
Одной из жертв этих бесчеловечных преступлений стал полковник Мануэль Каскон - командир аэродрома в Альбасете. После отступления наших войск он добровольно остался в Испании. Когда в Альбасете пришли франкисты, Каскон выстроил оставшийся на аэродроме личный состав и попытался официально передать базу, представившись командиру фашистской части и протягивая ему свой пистолет. Его немедленно, не считаясь с должностью, посадили в тюрьму, как уголовного преступника, а через некоторое время после [424] инсценированного суда приговорили к смерти за «военный мятеж» и расстреляли.
Один из очевидцев этой расправы рассказал мне, с каким бесстрашием и достоинством сумел умереть Манолильо Каскон, один из моих лучших друзей.
* * *
Как- то мне позвонил полковник Касадо, командующий армией Центра, и, сказав, что ему необходимо переговорить со мной, пригласил пообедать на его командном пункте в Аламеда-де-Осуна -имении в окрестностях Мадрида. Поскольку меня интересовало мнение Касадо о сложившейся ситуации и атмосфера, царящая в его штаб-квартире, я принял приглашение.
Естественно, с первой же минуты темой нашего разговора был вопрос о положении Мадрида и Республиканской зоны. Касадо был настроен пессимистически и стремился заразить меня своим настроением, доказывая, что с военной точки зрения мы не в силах противостоять любому франкистскому наступлению. Затем он намекнул, что лучший выход из подобной ситуации - заключение почетного мира с Франко, мира, в котором не было бы ни победителей, ни побежденных и при котором любому, кто этого пожелает, разрешалось бы выехать из Испании.
Я ответил, что его соображения абсурдны, ибо, зная Франко, бессмысленно надеяться хоть на малейшую уступку с его стороны.
Касадо, выяснив мое мнение, стал нервничать, стремясь, однако, во что бы то ни стало переубедить меня. Подчеркивая каждое слово, он сказал: «Возможны не только те уступки, о которых я сказал. Могу тебя заверить, что профессиональным военным будут сохранены чины. Я располагаю серьезными гарантиями этого».
Я поинтересовался, кто обеспечит эти гарантии. Касадо торжественно заявил, что все вопросы могла бы урегулировать Англия, он имел несколько встреч с английским представителем, которому Франко обещал выполнить все, но при одном условии: профессиональные военные должны взять власть в свои руки и вступить с ним в непосредственный контакт.
Откровенно говоря, этот разговор не столько насторожил, сколько удивил меня. Я предполагал, что все сказанное Касадо - его фантастические планы, а не широко подготовленный заговор. [425]
Я сообщил о нашем разговоре Негрину, но не придал своей информации должного значения. Мы оба не допускали мысли, что Касадо и Миаха могут организовать заговор против законного республиканского правительства.
Я настолько недооценивал опасности удара в спину, что утром в день восстания, возглавленного Касадо, отправился в Валенсию, чтобы встретиться с генералом Миаха, командующим Республиканской зоны. В его штабе царило необычайное оживление, туда прибыло несколько крупных военачальников. Загадочное поведение Миаха по отношению ко мне, враждебность подавляющего большинства окружавших его офицеров к правительству очень встревожили меня. Я понял: здесь затевается что-то грязное, но не допускал и мысли о вооруженном восстании против республиканской власти.
Никто не помешал мне выйти из штаба, сесть в самолет и вернуться в Альбасете. До сих пор не понимаю, почему я не был задержан.
Прибыв в Альбасете, я связался по телефону с Негрином, сказав, что у меня есть для него срочное сообщение. Он предложил мне приехать в деревню Эльда, близ Аликанте, где временно обосновался. На этот раз, сообщая Негрину о том, что мне стало известно, я обратил его внимание на крайнюю серьезность положения.
Негрин вызвал Миаха, но тот не явился. Он повторил вызов. Результат был тот же. Тогда он решил сам ехать к нему. Я вернулся в Альбасете, но не успел прибыть туда, как получил записку от Негрина, в которой он предлагал мне срочно возвратиться в Эльда. Видимо, произошло что-то серьезное. Действительно, Негрин сообщил о восстании Касадо против правительства и о создании хунты, названной «Советом обороны», которую возглавили Бестейро{157} и Касадо. Негрин старался казаться спокойным, но я видел, что он обеспокоен. Отовсюду поступали плохие вести. Многие примкнули к Касадо. Генерал Миаха, прибыв в Мадрид, немедленно выступил по радио и заявил, что присоединяется к восставшим. В своих обращениях по мадридскому радио Касадо и Миаха резко обрушились на Негрина, пытаясь оправдать свое предательство нелепыми измышлениями. Они утверждали, что Негрин и коммунисты, которым-де наплевать на жизни тысяч испанцев, хотят установить «большевистскую диктатуру» для продолжения войны. [426]
Их утверждения о том, что коммунисты хотели захватить власть, были абсолютно беспочвенны.
Испанские