К России
Того, сего или иного ради
Всё поднялось враждебно против нас.
Там продувной племянник лезет в дяди
И, всякими неправдами крепясь,
Весь мир мутит, пытаясь нас ослабить.
Там Англия (всегда не прочь пограбить,
Где случай есть), прижав как раз к нему
Свой рыбий хвост, как жадная акула,
На нас свой зев кровавый растянула.
Да наша кость для ней жестка в Крыму.
Бивак
С дорогой пыль с дали слегалась…
На поле хлынул ратный строй,
И скоро поле взволновалось
Забот воинских кутерьмой, –
И односуточные домы,
Сплетясь из ветвей и соломы,
Воздвиглись. Западает день,
Уж поле хладом облилося,
Скрипит забор, трещит плетень,
Падут, – и пламя завилося,
И, сыпля искры к небесам,
Восходит, блещет и дымится;
Кругом него толпа теснится,
Возобновляя фимиам.
Народ, разгульный словно море,
Кипит на полевом просторе;
Всё дышит жизнью боевой,
Блестит воинственной красой.
Вдали отсталые телеги
Несут дары походной неги,
Развьючен утомленный конь,
Вздымает медленно копыто,
Храпит и в землю бьет сердито
И дико смотрит на огонь.
Подъемля длань с походной флягой,
Солдат, свершив тяжелый путь,
Отрадно освежает грудь
Душеспасительною влагой.
Ложится Вакхова роса
На завитках его уса –
Он бодр и весел становится;
Слова проблещут остротой,
И он на грудь земли сырой
ложится.
Иной перед огнем стоит.
Колебля взмокшие одежды,
И дым, взвиваяся, коптит
Полусомкнувшиеся вежды.
Другие вдаль гурьбой летят
И, область торга осаждая,
Ее торжественно громят,
Монетой звонкою стреляя.
А там пестреющим венком
Питомцы брани молодые
Сидят и вольным языком
Решают споры вековые,
И шумно чайник круговой
Перед огнем опустошают,
Из трубок вьется дым седой,
И шутки беглые сверкают.
А там усталый часовой
В цепи, перекликаясь, бродит
И взором бдительным обводит
Кипящий табор кочевой.
Всё звуков и движенья полно
И дикой, бурной суеты;
Луна лишь тихо и безмолвно
Глядит с небесной высоты
На бедный мир – юдоль тревоги,
Плывя под сводом голубым,
Где мирны ангелов чертоги
И вечный трон неколебим.
Елка (24 декабря 1857)
Вот игрушки вам! – А тут,
Отойдя в сторонку,
Жду я, что-то мне дадут, –
Старому ребенку?
Нет! Играть я не горазд.
Годы улетели.
Пусть же кто-нибудь подаст
Мне хоть ветку ели.
Буду я ее беречь, –
Страждущий проказник, –
До моих последних свеч,
На последний праздник.
К возрожденью я иду,
Уж настал сочельник.
Скоро на моем ходу
Нужен будет ельник.
Привет старому 1858-му г<оду>
Проникнуты тайной немою,
Вокруг него тени стоят,
И свет окружается тьмою,
И «тьма же его не объят».
Недоумение
Не умею я быть целым
Плоть понежишь – дух обидишь.
В небе звезд блестящих много, –
Чудный блеск! Смотри, любуйся!
Но наука, глядя строго,
Говорит: «Разочаруйся!
Искры те, что так лучисты, –
Те ж миры, в них те ж соблазны,
Как отсюда смотришь, – чисты!
А вблизи, пожалуй, грязны.
Может быть, и там есть в пятнах
Тьма явлений неутешных,
И загадок непонятных,
И созданий многогрешных».
Ум мой – трепетный искатель –
Отдан весь недоуменью…
Научи меня, создатель,
Высшей мудрости – смиренью!
Достань!
И любви поддельной силой
Взгляд ее меня пронзал.
«Друг, меня ты понял, милый?»
– «Понял!» – глухо он сказал.
