- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (41) »
сжимает. Глазурь попадает на мои волосы.
Мой день рождения является одним днем в году, когда мы обе острее осознаем мою болезнь. Все дело в осознании хода времени. Еще один год болезни и никакой надежды на выздоровление. Еще один год без всяких подростковых штучек — ученических прав, первого поцелуя, выпускного, первого жестокого разочарования, первого мелкого ДТП. Еще один год того, что моя мама только работает и заботится обо мне. В каждый любой другой день эти упущения легче игнорировать. Этот год посложнее предыдущего. Может потому, что мне теперь восемнадцать. Технически я являюсь взрослым человеком. Я должна бы уехать из дома, поступить в университет. Моя мама должна бы с ужасом ждать родительской депрессии. Но из-за ТКИН я никуда не поеду.
Позже, после ужина, она дарит мне красивый набор акварельных карандашей, о которых я мечтала несколько месяцев. Мы идем в гостиную и присаживаемся, скрестив ноги, у кофейного столика. Это часть ритуала на мой день рождения: она зажигает единственную свечку посреди торта. Я закрываю глаза и загадываю желание. Задуваю свечку. — Что ты загадала? — спрашивает он, как только я открываю глаза. По правде говоря, у меня есть только одно желание — волшебное лечение, которое позволит мне бегать снаружи, как дикое животное, но я не загадываю его, потому что это невозможно. Это будто желать, чтобы русалки, драконы и единороги были настоящими. Вместо этого я загадала что-то правдоподобнее лечения. То, из-за чего мы будем грустить меньше. — Мир во всем мире, — говорю я.
Съев три куска пирога, мы начинаем играть в Скрэббл. Я не выигрываю. Даже не приближаюсь вплотную к победе. Она берет все свои девять букв и выкладывает П О К А Л И П С И рядом с С. ПОКАЛИПСИС. — Что это? — спрашиваю я. — Апокалипсис, — говорит она, глаза ее сверкают весельем. — Нет, мам. Ни за что. Я не могу позволить тебе это сделать. — Да, — это все, что она говорит. — Мам, тебе нужна еще одна буква А. Ни за что. — Покалипсис, — произносит она, для эффекта показывая на все буквы. — Определенно работает. Я качаю головой. — П О К А Л И П С И С, — настаивает она, медленно проговаривая слово. — Ох, Господи, ты непреклонна, — говорю я, вскидывая руки в воздух. — Хорошо, хорошо. Разрешаю. — Даааа. — Она выбрасывает вверх кулак, улыбается мне и записывает свой теперь непреодолимый счет. — Ты никогда не понимала эту игру, — говорит она. — Это игра убеждения. Я отрезаю себе еще кусочек пирога. — Это было не убеждение, — говорю я. — Это было шулерство. — Мы с тобой одинаковы, — говорит она, и мы обе смеемся. — Можешь побить меня завтра в Почетной Угадайке, — предлагает она. После моего проигрыша мы идем к дивану и смотрим наш любимый фильм — "Молодой Франкенштейн". Просмотр этого фильма — еще одна часть нашего ритуала на день рождения. Я кладу голову на ее колени, она гладит мои волосы, и мы одновременно смеемся над теми же самыми шутками, над которыми смеялись годами. В целом, неплохой способ провести восемнадцатый день рождения.
Мой день рождения является одним днем в году, когда мы обе острее осознаем мою болезнь. Все дело в осознании хода времени. Еще один год болезни и никакой надежды на выздоровление. Еще один год без всяких подростковых штучек — ученических прав, первого поцелуя, выпускного, первого жестокого разочарования, первого мелкого ДТП. Еще один год того, что моя мама только работает и заботится обо мне. В каждый любой другой день эти упущения легче игнорировать. Этот год посложнее предыдущего. Может потому, что мне теперь восемнадцать. Технически я являюсь взрослым человеком. Я должна бы уехать из дома, поступить в университет. Моя мама должна бы с ужасом ждать родительской депрессии. Но из-за ТКИН я никуда не поеду.
Позже, после ужина, она дарит мне красивый набор акварельных карандашей, о которых я мечтала несколько месяцев. Мы идем в гостиную и присаживаемся, скрестив ноги, у кофейного столика. Это часть ритуала на мой день рождения: она зажигает единственную свечку посреди торта. Я закрываю глаза и загадываю желание. Задуваю свечку. — Что ты загадала? — спрашивает он, как только я открываю глаза. По правде говоря, у меня есть только одно желание — волшебное лечение, которое позволит мне бегать снаружи, как дикое животное, но я не загадываю его, потому что это невозможно. Это будто желать, чтобы русалки, драконы и единороги были настоящими. Вместо этого я загадала что-то правдоподобнее лечения. То, из-за чего мы будем грустить меньше. — Мир во всем мире, — говорю я.
Съев три куска пирога, мы начинаем играть в Скрэббл. Я не выигрываю. Даже не приближаюсь вплотную к победе. Она берет все свои девять букв и выкладывает П О К А Л И П С И рядом с С. ПОКАЛИПСИС. — Что это? — спрашиваю я. — Апокалипсис, — говорит она, глаза ее сверкают весельем. — Нет, мам. Ни за что. Я не могу позволить тебе это сделать. — Да, — это все, что она говорит. — Мам, тебе нужна еще одна буква А. Ни за что. — Покалипсис, — произносит она, для эффекта показывая на все буквы. — Определенно работает. Я качаю головой. — П О К А Л И П С И С, — настаивает она, медленно проговаривая слово. — Ох, Господи, ты непреклонна, — говорю я, вскидывая руки в воздух. — Хорошо, хорошо. Разрешаю. — Даааа. — Она выбрасывает вверх кулак, улыбается мне и записывает свой теперь непреодолимый счет. — Ты никогда не понимала эту игру, — говорит она. — Это игра убеждения. Я отрезаю себе еще кусочек пирога. — Это было не убеждение, — говорю я. — Это было шулерство. — Мы с тобой одинаковы, — говорит она, и мы обе смеемся. — Можешь побить меня завтра в Почетной Угадайке, — предлагает она. После моего проигрыша мы идем к дивану и смотрим наш любимый фильм — "Молодой Франкенштейн". Просмотр этого фильма — еще одна часть нашего ритуала на день рождения. Я кладу голову на ее колени, она гладит мои волосы, и мы одновременно смеемся над теми же самыми шутками, над которыми смеялись годами. В целом, неплохой способ провести восемнадцатый день рождения.
ОДНО И ТО ЖЕ
На следующее утро я сижу на своем белом диванчике и читаю, когда входит Карла. — Feliz cumpleaños — С днем рождения, — кричит она. Я опускаю книгу. — Gracias — Спасибо. — Как прошел день рождения? — Она начинает распаковывать свою медицинскую сумку. — Мы повеселились. — Ванильный пирог и ванильная глазурь? — спрашивает она. — Конечно. — "Молодой Франкенштейн"? — Ага. — И ты проиграла в этой игре? — спрашивает она. — Мы очень предсказуемые, да? — Не обращай на меня внимания, — говорит она, посмеиваясь. — Мне просто завидно, что вы с мамой милые. Она поднимает мой вчерашний журнал здоровья, быстро просматривает измерения моей мамы и добавляет новый листок на планшет. — Все эти дни Роза даже не потрудилась уделить мне время. Роза — семнадцатилетняя дочь Карлы. По словам Карлы, они были очень близки, пока верх не взяли гормоны и мальчишки. Я не могу представить, чтобы такое произошло со мной и моей мамой. Карла присаживается рядом со мной на диван, и я вытягиваю руку, чтобы измерить давление. Ее взгляд падает на мою книгу. — Снова "Цветы для Элджернона?"[1] — спрашивает она. — Разве ты не плачешь каждый раз, как читаешь эту книгу? — Однажды я не буду плакать, — говорю я. — Мне хочется убедиться, что в тот день я буду читать именно ее. Она закатывает глаза и берет мою руку. Это, своего рода, легкомысленный ответ, но потом я задаюсь вопросом, правда ли это. Может, я надеюсь, что однажды, в какой-то день все изменится.ЖИЗНЬ КОРОТКА™
Рецензия от Мадлен «ЦВЕТЫ ДЛЯ ЭЛДЖЕРНОНА» ДЭНИЕЛ КИЗ Внимание, спойлер: Элджернон это мышь. Мышь умирает.ВТОРЖЕНИЕ ИНОПЛАНЕТЯН, ЧАСТЬ 2
Я раздумываю над той частью, в которой Чарли понимает, что судьба мышки может быть его собственной, когда слышу громкий громыхающий звук снаружи. Мои мысли сразу устремляются к космическому пространству. Я представляю себе огромный космический корабль, зависший в небе над нами. Дом трясется, а книги на полках раскачиваются. К громыханию присоединяется монотонный звуковой сигнал, и я понимаю, что это. Грузовик. Может, просто кто-то заблудился, говорю я себе, чтобы предотвратить разочарование. Может, свернули не туда по дороге в какое-то другое место. Но потом мотор глушат. Двери открываются и закрываются. Проходит какое-то время, еще какое-то, и раздается женский голос: — Добро пожаловать в наш новый дом! Карла в течение нескольких секунд не сводит с меня глаз. Я знаю, о чем она думает. Это снова происходит.ДНЕВНИК
МАДЛЕНДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ
— Карла, — говорю я, — все будет не так, как в прошлый раз. Мне же больше не восемь лет. — Я хочу, чтобы ты мне пообещала… — начинает она, но я уже стою у окна, откидывая в сторону занавески. Я не подготовлена к яркому калифорнийскому солнцу. Я не подготовлена к его виду — такому высокому, ярко горящему и белому посреди чистого белого неба. Я ослеплена. Но затем белая дымка начинает рассеиваться. Все окружено ореолом. Я вижу грузовик и кружащий вокруг него силуэт женщины в возрасте — мама. Вижу мужчину в возрасте у задней части грузовика — папа. Вижу девочку, которая, возможно, помладше меня — дочь. А затем я вижу его. Он высокий, стройный и одет во все черное — черная футболка, черные джинсы, черные кроссовки и черная вязаная- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (41) »