находились узники. Толкнув тяжелую дверь, она прошептала: «Я — мать Магеррама. Мой сын, наверное, сейчас, как и вы, в беде. Да поможет ему аллах...»
Узники торопливо, благодаря ее, скрылись в ночной мгле. Можно было уходить, но Мираса, решив довести дело до конца, загнала в помещение ослицу и ослика. Уж очень ей хотелось досадить Гамло.
Вот и сейчас она бросилась к незадачливому сторожу, помогла ему подняться:
— Брат, уноси ноги, пока цел. Несдобровать тебе, если вернется Гамло.
В этот момент поблизости раздались выстрелы, и тотчас площадь перед домом опустела. Закричали, застонали люди, чей-то конь уволок в ущелье свисающего с седла седока.
Весь этот шум перекрыл зычный голос Гамло:
— Шихалиоглу окружает нас, скачите за мной!..
Гамло изо всей силы ударил кнутом гнедого; на холке коня выступила кровь. Он поскакал к реке.
Шихалиоглу уже с вечера занял все подступы к селу. Когда с ним соединились пленные, спасенные Мирасой, он совсем повеселел. Отряд разместился на скалах, полукольцом окруживших село. Часовых снял Алескер. Он спокойно и легко взобрался на скалы, ловко и бесшумно обезоружил часовых, будто выполнял какую-то приятную, не требующую особенных усилий работу.
Шихалиоглу видел в бинокль приезд Гамло и как он собирал людей. Когда он приказал своим людям открыть огонь, то прежде всего надеялся подстрелить Гамло. Но бандиту и на сей раз удалось унести ноги.
Когда они вошли в село, Гамло и его людей уже не было. На снегу лежал человек в белой чохе. Рядом валялась каракулевая папаха. Ибрагим спрыгнул с коня.
— Эй, чей это труп? Это Гамло? — спросил он боязливо расступившихся людей.
— Нет, — ответил кто-то из толпы. — Это Вели, брат Кербалай Исмаила. Хороший был человек, да-смилостивится над ним аллах.
***
Посреди кладбища высился синий купол,, сложенный из глазурованного кирпича. В безоблачные дни цвет купола сливался с цветом неба. Здесь был похоронен Ядулла. Ключи от купола были всегда в кармане Кербалая, но на сей раз ворота были открыты. Какой-то человек сидел у входа, курил папиросу. — Кто тут? — спросил Кербалай. Куривший обернулся, увидев его, встал, загасил ногой папарису, хотел выйти наружу. — Постой, Магеррам! Я слышал, ты уезжал в Чиремли, на поклон, к святыне Мирали-ага. — Нет, я был в Веди. Поехал выразить соболезнование. — Добрый поступок. Что ты теперь думаешь делать? Поедешь со мной? — Куда? Сражаться? — Нет, сражаться уже поздно. Мы переходим Араке. Магеррам покачал головой, не сказал ни слова, прошел мимо. Кербалай присел на камень рядом с могилой. Вытащил из кармана свечи, вложил их в подсвечники. Поискал в карманах, но спичек не нашел. — Для меня свет погас вместе с Ядуллой, — прошептал он и прослезился. — Сынок, ты погиб невинным. Остался бы жив — руки твои были бы обагрены кровью. Сынок, нас никто не слышит. Только тебе я могу сказать все. Я жил как мужчина. Не склонялся ни перед кем... Кербалай наклонился, взял с могилы горсть земли. — Попрошу насыпать на мою могилу... Из отверстия купола струился какой-то холодный свет, освещая надгробный камень, надпись арабским шрифтом на нем. Кербалай пригнулся, потерся лицом о холодный камень. Встал. Пошарил за надгробьем, нащупал покрытый ржавчиной медный кувшин. Желтый и голубой блеск драгоценностей ослепил его. Сунул кувшин в небольшой мешок, принесенный с собой. Постоял несколько минут, глядя на могилу, затем вышел и направился к могиле Абасгулубека. «Абасгулубек, из всего страшного, что я совершил, главное то, что я допустил твое убийство. Бог может простить, но сам я никогда не прощу себе этого. Моя могила будет гореть в огне. Умереть на чужбине — страшное дело... Я принимаю эту муку из-за тебя». — Дядя, ты уходишь? Это был голос Магеррама. — А ты решил остаться? — Да, я останусь здесь. Кто-то должен ответить за всё то, что вы здесь совершили. —Тебя могут убить. — Ничего, — сказал Магеррам и вновь исчез среди могил. Кербалай Исмаил не сказал больше ни слова. На дороге его ожидали люди. Поднявшись в седло, он в последний раз посмотрел на кладбище, на голубеющий купол. Нащупал в кармане платок с землей и подумал, что на чужбине он будет видеть лишь эту горсть земли. Никогда он не гадал, что придется покинуть родину. Он предполагал, что это кладбище станет его последней обителью. Но дорога к этой обители нескончаемо удлинилась. Кербалай тронул коня и поскакал по заснеженной дороге.
Редактор Евгений Журавлев. Художник В. Жабин. Художественный редактор Ф. Эфендиев. Технический редактор X. Сафарова. Корректоры С. Бакиханова, Л. Селиверстова. Государственный комитет Азербайджанской ССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Издательство «Гянджлик». Баку, ул. Гуси Гяпжиева, Типография им. 20 Бакинских комиссаров, Баку, ул. Али Байрамова, 3,
***
Посреди кладбища высился синий купол,, сложенный из глазурованного кирпича. В безоблачные дни цвет купола сливался с цветом неба. Здесь был похоронен Ядулла. Ключи от купола были всегда в кармане Кербалая, но на сей раз ворота были открыты. Какой-то человек сидел у входа, курил папиросу. — Кто тут? — спросил Кербалай. Куривший обернулся, увидев его, встал, загасил ногой папарису, хотел выйти наружу. — Постой, Магеррам! Я слышал, ты уезжал в Чиремли, на поклон, к святыне Мирали-ага. — Нет, я был в Веди. Поехал выразить соболезнование. — Добрый поступок. Что ты теперь думаешь делать? Поедешь со мной? — Куда? Сражаться? — Нет, сражаться уже поздно. Мы переходим Араке. Магеррам покачал головой, не сказал ни слова, прошел мимо. Кербалай присел на камень рядом с могилой. Вытащил из кармана свечи, вложил их в подсвечники. Поискал в карманах, но спичек не нашел. — Для меня свет погас вместе с Ядуллой, — прошептал он и прослезился. — Сынок, ты погиб невинным. Остался бы жив — руки твои были бы обагрены кровью. Сынок, нас никто не слышит. Только тебе я могу сказать все. Я жил как мужчина. Не склонялся ни перед кем... Кербалай наклонился, взял с могилы горсть земли. — Попрошу насыпать на мою могилу... Из отверстия купола струился какой-то холодный свет, освещая надгробный камень, надпись арабским шрифтом на нем. Кербалай пригнулся, потерся лицом о холодный камень. Встал. Пошарил за надгробьем, нащупал покрытый ржавчиной медный кувшин. Желтый и голубой блеск драгоценностей ослепил его. Сунул кувшин в небольшой мешок, принесенный с собой. Постоял несколько минут, глядя на могилу, затем вышел и направился к могиле Абасгулубека. «Абасгулубек, из всего страшного, что я совершил, главное то, что я допустил твое убийство. Бог может простить, но сам я никогда не прощу себе этого. Моя могила будет гореть в огне. Умереть на чужбине — страшное дело... Я принимаю эту муку из-за тебя». — Дядя, ты уходишь? Это был голос Магеррама. — А ты решил остаться? — Да, я останусь здесь. Кто-то должен ответить за всё то, что вы здесь совершили. —Тебя могут убить. — Ничего, — сказал Магеррам и вновь исчез среди могил. Кербалай Исмаил не сказал больше ни слова. На дороге его ожидали люди. Поднявшись в седло, он в последний раз посмотрел на кладбище, на голубеющий купол. Нащупал в кармане платок с землей и подумал, что на чужбине он будет видеть лишь эту горсть земли. Никогда он не гадал, что придется покинуть родину. Он предполагал, что это кладбище станет его последней обителью. Но дорога к этой обители нескончаемо удлинилась. Кербалай тронул коня и поскакал по заснеженной дороге.
Редактор Евгений Журавлев. Художник В. Жабин. Художественный редактор Ф. Эфендиев. Технический редактор X. Сафарова. Корректоры С. Бакиханова, Л. Селиверстова. Государственный комитет Азербайджанской ССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Издательство «Гянджлик». Баку, ул. Гуси Гяпжиева, Типография им. 20 Бакинских комиссаров, Баку, ул. Али Байрамова, 3,