МИРЫ ФИЛИПА ФАРМЕРА. Том 18

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Очередной, восемнадцатый том собрания сочинений Филипа Фармера составили три его фантастико-приключенческих романа: «Одиссея Грина» (1957), «Долгая тропа войны» (1964) и «Небесные киты Измаила» (1971).

«Одиссея Грина» стала первым произведением писателя, опубликованным в виде книги — все предшествующие романы публиковались только в журнальных вариантах. Эта книга обладает всеми признаками раннего стиля писателя — захватывающим сюжетом, простым языком и всепроникающим чувством юмора. Фабула романа относительно проста — единственный уцелевший после аварии звездолета землянин Алан Грин коротает свои дни на затерянной планете среди невежественных туземцев. Но вот торговец Миран приносит известие, что на другой стороне травяного моря с неба спустились двое чужеземцев...

Чтобы вернуться домой, Алану Грину предстоит не только пересечь Ксардимур и разгадать его тайну, но и совершить куда больший подвиг — сказать об отлете своей жене Арме, одному из самых колоритных персонажей книги.

Второй роман — «Долгая тропа войны» — мало чем примечателен. Это достаточно обычная история о мире, скатившемся в варварство после катастрофы. Но и в этот заезженный сюжет Фармер добавляет оригинальности, смело трансформируя привычные американцам реалии, прослеживая эволюцию языка, рисуя удручающую картину Америки, распавшейся на сотни враждующих государств.

Третий роман — «Небесные киты Измаила» — стоит несколько особняком. Любовь Филипа Фармера к смелым заимствованиям — не секрет. Весь цикл «Многоярусный мир» выстроен вокруг образов, взятых из поэзии Уильяма Блейка, а «Мир Реки» и вовсе описывает вымышленные приключения вполне реальных исторических лиц. Но в «Небесных китах Измаила» автор идет несколько иной дорогой. Роман представляет собой как бы продолжение знаменитого «Моби Дика», главного героя которого — Измаила — фантазия автора заносит в далекое будущее, в мир вечных землетрясений и высохших морей. В небесах над равниной, бывшей дном Тихого океана, парят небесные киты, и китобои на летающих кораблях пускаются за ними вслед под багровым солнцем и раздувшейся луной...

ОДИССЕЯ ГРИНА

Посвящается Нэн Гердинг

Умейте быстро находить друзей.

(Из пособия для потерпевших кораблекрушение)

ГЛАВА 1

В течение последних двух лет Алан Грин жил, ни на что не надеясь. С того дня как его космический корабль потерпел крушение на неизвестной планете, он смирился с судьбой, на которую его обрекли случайность и математика. Вероятность того, что в ближайшую сотню лет эту планету посетит еще один корабль, была не больше единицы из миллиона. Следовательно, не было никакого смысла сидеть и ждать, что его спасут. Как бы ни была неприятна эта мысль, остаток жизни Алану Грину предстояло провести здесь, а значит, следует выжать из этой репы размером с планету все, что только удастся. Впрочем, выжимать было особенно нечего. На самом деле Алану казалось, что если из кого-то и выжмут все соки, так это из него. Вскоре после того как он потерпел крушение, его обратили в рабство.

И теперь у него неожиданно появилась надежда.

Надежда пришла к нему месяц спустя после того, как его сделали старшим над кухонными рабами герцога Тропатского. Она появилась в тот момент, когда Алан стоял за спиной у герцогини во время трапезы и руководил теми, кто герцогине прислуживал.

Судьба в облике герцогини Зуни перевела Алана из загона для рабов на это завидное, но опасное место. В чем заключалась опасность? Да в том, что герцогиня была очень властной и ревнивой женщиной, и малейший намек на недостаток внимания с его стороны мог привести к тому, что Алан потерял бы какую-нибудь часть тела — вплоть до головы. Память о судьбе, постигшей двух его предшественников, заставляла Алана быть предельно внимательным к каждому жесту герцогини.

В то роковое утро Алан стоял за спиной у герцогини, восседавшей во главе длинного обеденного стола. В руке он держал жезл мажордома, небольшую белую палочку с набалдашником в виде красного шара. Им Алан подавал команды рабам, которые прислуживали за столом, разливали вино и пиво, отгоняли мух, приносили домашнего божка и усаживали на специально для него предназначенное место, играли на музыкальных инструментах. Алан наклонялся так, что длинные черные волосы герцогини оказывались совсем рядом с его лицом, и шептал строки из любовных стихотворений, восхваляющих красоту герцогини, ее мнимую неприступность и его пылкую, но кажущуюся безнадежной страсть к ней. Зуни улыбалась или коротко благодарила его, или же хихикала над его забавным акцентом.

Герцог сидел за противоположным концом стола. Он не обращал внимания на эти сценки и на так называемые тайные ходы в стенах замка, которыми Алан пользовался, чтобы пробраться в апартаменты герцогини. Этого требовал обычай. Обычай также требовал от герцога изобразить из себя обманутого мужа, если Грин надоест герцогине, или разгневаться и открыто обвинить его в любовных похождениях. Уже этого было достаточно, чтобы заставить Грина нервничать, но было одно существо, с которым Алан считался куда больше, чем с герцогом, — Альзо.

Так звали сторожевого пса герцогини. Это было напоминающее мастифа лохматое чудище с золотисто-рыжей шерстью. Пес ненавидел Грина с мстительностью, которая, по мнению Грина, объяснялась тем, что животное знало — возможно, по запаху, — что Алан чужой на этой планете. Каждый раз когда Грин наклонялся к герцогине или делал резкое движение, Альзо издавал глухой предостерегающий рык. Время от времени Альзо вскакивал и принимался обнюхивать ноги Грина. В таких случаях Алана бросало в холодный пот. Собака уже дважды кусала его — играючи, так сказать — и неоднократно хватала его за икры. Это само по себе было весьма неприятно, и к тому же Грин беспокоился, как бы местные жители не заметили, что его раны заживают необычайно быстро, в течение ночи. Ему долго потом приходилось носить повязки на месте укуса, чтобы не видна была здоровая кожа.

Вот и теперь тошнотворная собачатина принюхивалась к дрожащей ноге Грина с намерением определить, достаточно ли напуган скрывающийся в нем демон. В это мгновение землянин решил, что что бы ему ни грозило — топор палача, дыба, колесование или еще какие-нибудь пытки, — он убьет эту мерзкую псину. Но едва он произнес