Ах, как у времени нашего норов суров!
Дня не пройдет, чтоб какой-нибудь дом не разрушить.
Скоро не будет арбатских зеленых дворов,
Скоро не будет арбатских веселых старушек.
Ах, как стремительно мы убегаем вперед, —
Что нам теперь деревянных домишек обломки?
Что доживает, само постепенно умрет,
То, что само не умрет, доломают потомки.
Годы уходят, состаримся скоро и мы, —
Смена идет нам, асфальтом на смену брусчатке, —
Дети скрипящей и снежной арбатской зимы,
Дети исчезнувшей ныне собачьей площадки.
Буду некстати теперь вспоминать перед сном
Солнечный мир тишины переулков, в которых
Не уважают газеты и свой гастроном
И уважают соседей, собак и актеров.
Будет глаза мои радовать липовый цвет,
Будут кругом улыбаться забытые лица.
Нет разрушенья в помине, и времени нет,
Да и войны никакой, говорят, не случится.
Ах, как у времени норов сегодня суров!
Дня не пройдет, чтобы что-нибудь в нас не разрушить.
Скоро не будет арбатских зеленых дворов,
Скоро не будет арбатских веселых старушек.
Ах, Канада, Канада…
Край далёкий с листвою зеленой,
Где закат полыхает пунцов,
Под густые тенистые клёны
Ты усталых прими беглецов.
Ах, Канада, Канада, Канада,
Ниагарской воды канонада,
Золотые цвета листопада
И крутой океанский прибой.
Ах, Канада, Канада, Канада,
Где любому живётся как надо,
Ты надежда моя и отрада,
Никогда не расстанусь с тобой.
Я вдыхаю твой воздух морозный
На безлюдные глядя поля,
И покажется вдруг что не поздно
Жизнь начать как страницу с нуля.
Ах, Канада, Канада, Канада,
Устремленная вдаль автострада,
Необъятного леса прохлада,
И сияние зимы голубой.
Ах, Канада, Канада, Канада,
Где любому живётся как надо,
Ты надежда моя и отрада,
Никогда не расстанусь с тобой.
Всё отдам что имел я на свете,
Пусть вскипает волна за бортом,
Чтобы стали счастливыми дети,
Были счастливы внуки потом.
Ах, Канада, Канада, Канада,
Ниагарской воды канонада,
Золотые цвета листопада
И крутой океанский прибой.
Ах, Канада, Канада, Канада,
Где любому живётся как надо,
Ты надежда моя и отрада,
Никогда не расстанусь с тобой.
Ах, не ревнуй…
Ах, не ревнуй меня к девке зеленой,
А ты ревнуй меня к воде соленой.
Ах, не ревнуй меня к вдове дебелой,
А ты ревнуй меня к пене белой.
Закачает вода, завертит,
Все изменит в моей судьбе,
Ах, зацелует вода до смерти,
Не отпустит меня к тебе.
Ах, не ревнуй меня к ласке дочерней,
А ты ревнуй меня к звезде вечерней.
Ах, не ревнуй меня к соседке Райке,
А ты ревнуй меня к серой чайке.
Только чайка крылом поманит —
И уйду от любви твоей,
Ах, пусть сегодня она обманет —
Завтра снова поверю ей.
Ах, не ревнуй меня к глазам лукавым,
А ты ревнуй меня к придонным травам.
Ах, не ревнуй меня к груди налитой,
А ты ревнуй меня к песне забытой.
Мне бы вовсе ее не слушать,
Как услышу — дышать невмочь,
Ах, снова песня источит душу
И из дома погонит прочь.
Ах, не ревнуй меня к девке зеленой,
А ты ревнуй меня к воде соленой.
Ах, не ревнуй меня к вдове дебелой,
А ты ревнуй меня к пене белой.
Закачает вода, завертит,
Все изменит в моей судьбе,
Ах, зацелует вода до смерти,
Не отпустит меня к тебе.
Аэропорты девятнадцатого века
Когда закрыт аэропорт,
Мне в шумном зале вспоминается иное:
Во сне летя во весь опор,
Негромко лошади вздыхают за стеною,
Поля окрестные мокры,
На сто губерний ни огня, ни человека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Сидеть нам вместе до утра, —
Давайте с вами познакомимся получше.
Из града славного Петра
Куда, скажите, вы торопитесь, поручик?
В края обвалов и жары,
Под брань начальства и под выстрелы абрека.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Куда ни ехать, ни идти,
В любом столетии, в любое время года
Разъединяют нас пути,
Объединяет нас лихая непогода.
О, как к друг другу мы добры,
Когда бесчинствует распутица на реках!..
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Какая общность в этом есть?
Какие зыбкие нас связывают нити?
Привычно чокаются здесь
Поэт с фельдъегерем — гонимый и гонитель.
Оставим споры до поры,
Вино заздравное — печали лучший лекарь.
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
Пора прощаться нам, друзья, —
Окошко низкое в рассветной позолоте.
Неся нас в разные края,
Рванутся тройки, словно лайнеры на взлёте.
Похмелье карточной игры,
Тоска дорожная да будочник-калека…
Ах, постоялые дворы,
Аэропорты девятнадцатого века!
1971
Бакинский двор
На одной килетка попугай сидит,
На другой килетка его мать плачит.
Она ему любит она ему мать,
Она ему хочет к сердце прижимать.
Туч-туши, туч-туши,