взятое обязательство – он признаёт себя сознательным и активным субъектом политики и, следовательно, если силы, на стороне которых он выступает, терпят поражение, он за это расплачивается, это совершенно естественно. Грамши полагал, что такое «подлинное гражданское общество», «активное гражданское общество» будет противовесом буржуазному «гражданскому обществу», то есть революционной силой. Грамши осознал буржуазное «гражданское общество» как второй – помимо собственно государства с его атрибутами (армией, полицией, судами и т.п.) – механизм подавления и – одновременно – механизм стабилизации буржуазного общества. Эта стабилизация достигается не посредством прямого насилия (силой или ее демонстрацией, включая и экономические механизмы), а посредством насилия косвенного, скрытого: через школу, воспитание, религию, прессу, культуру, общественную мораль. Это – как и государство – машина (только более изощренная), и Грамши пришел к выводу, что противостоять такой машине может лишь более совершенная машина – "активное гражданское общество".

Более того, Грамши полагал, что «активное гражданское общество» может не только противостоять, но и победить, что создание такого «активного гражданского общества» является необходимым условием победы социалистической революции в развитых капиталистических странах. Если мы внимательно вникнем в смысл того, что Грамши написал, мы поймем, что он настаивал на создании, говоря современным языком, «партизанской республики», то есть на создании зоны социально-идеологической автономии, неподконтрольной буржуазной власти, – поскольку только такая зона может выступать в роли плацдарма для наступления на буржуазию. К сожалению, это открытие Грамши до сих пор не понято и не освоено социалистическим движением на Западе – и поэтому (в том числе и поэтому) левое движение на Западе терпит поражение за поражением.

Между тем, отсутствие «активного гражданского общества» обрекает все общество – даже его оппозиционную часть, часть потенциально революционную – мыслить категориями буржуазного «гражданского общества» и вести себя в соответствии с этими категориями. Например, у нас сейчас несчастные шахтеры бастуют и требуют, чтобы им выплатили зарплату, хотя дураку понятно, что если им выплатят сейчас зарплату – то это лишь временный успех, паллиатив, через несколько месяцев опять придется бастовать и требовать, чтобы выплатили зарплату. А еще вероятнее то, что власти просто закроют шахты, – чтобы и вопрос о своевременных выплатах зарплаты не возникал: нет работы – естественно, нет зарплаты. Чтобы власти испугались всерьез, нужны более радикальные действия – не идти, как об этом пишут газеты, какому-нибудь шахтеру в Анжеро-Судженске и подрывать себя гранатой, а идти и подрывать этой гранатой кого-нибудь другого. Потому, что если ты дошел до такого состояния, что тебе жизнь недорога и у тебя есть граната, то логика подсказывает, что разумнее прийти в кабинет к какому-то важному начальнику – и взорвать не себя, а его, а если ты боишься сидеть за совершенное, то взорвать и себя, и его. Следующий начальник, будьте уверены, сто раз подумает, а не опасно ли занимать этот пост, не выплачивая никому денег. Вот это и есть разница между поведением человека «гражданского общества» (или просто, по-русски – мещанина; на Западе с терминами сложнее, там нет термина, адекватного слову «мещанин») и представителя "активного гражданского общества" по Грамши. Поэтому о Грамши будем говорить отдельно, наверное, целый семинар, если получится. Это во-первых.

А во-вторых, потому, что Грамши был первым, кто подверг специальному классовому анализу феномен «массовой культуры». Это тем более интересно, что Грамши мало того, что сидел в тюрьме и был оторван от общества, но и не мог опереться на какие-либо теоретические разработки предшественников – потому что тогда еще никто не осознавал, какой монстр из «массовой культуры» вырастет. «Массовая культура», которую мы знаем, пришла из Америки, сначала она победила европейскую классическую культуру в самих Штатах – это произошло во время II Мировой войны, и в условиях военной горячки и военной пропаганды этого просто не заметили – а до того два разных культурных мира, две разные культуры – масскульт и подлинная, «высокая» культура – боролись. Следовательно, в Италии в 20-е – 30-е масскульт еще только пробовал себя. Грамши обратил внимание на это явление, исследовал, рассмотрел и показал, что это – специфический вариант мещанской культуры, которая, если она победит, будет способна успешно блокировать радикальное изменение общества. Поскольку «массовая культура», в отличие от других культурных феноменов, имманентно агрессивна и претендует на полное вытеснение всех других культур, на уничтожение альтернативы себе. Но если не существует никакой альтернативной ей культуры, то подрастающие поколения не смогут воспринять оппозиционные, радикальные идеи. Эти поколения не просто на другом языке будут говорить, язык – это еще ладно, язык можно выучить, воспринять – они не способны будут думать. Им будет непонятно, а зачем вообще думать? Зачем вообще что-то делать? Зачем вообще мне развиваться, зачем вообще мне заниматься политикой, зачем читать, философствовать, творить (и уж тем более творчески, революционно изменять мир), если «нормальное» человеческое существование, «как все знают», – это когда ты можешь жрать, пить и трахаться? И всё. Ну и плюс минимум безопасности.

Теперь о Карле Корше и о Дьёрде Лукаче. О них речь пойдет по многим причинам, но, возможно, о них удастся рассказать в одной лекции, – поскольку оба (независимо друг от друга) сделали одно общее важное дело – они попытались еще в 30-е годы сформулировать представление о революционере вне революции. То есть о том, как должен вести себя радикальный революционный субъект в условиях, когда он не видит в ближайшем будущем реального шанса реализовать себя в том деле, ради которого он существует, то есть в деле революции. Эти их разработки были безусловно важными для всей дальнейшей радикальной теории, потому что, как известно, в периоды спада революционного движения, поражения революции, всегда начинается отток кадров: «вдруг» огромное количество людей «прозревает» – обнаруживает, что оно "занималось не тем", что оно «верило не в то». И нужны определенные знания, определенные механизмы для того, чтобы уже на ранних стадиях понять, что таких-то людей нужно сразу отсеивать, что с ними просто не надо связываться, а также нужны определенные знания для того, чтобы разработать технологии, которые