в точности, о чем мы тогда говорили. Скорее всего, разговор был примерно таким:

— Это прогресс для тебя, Ноул.

Он часто так говорил; я знаю, он не любил прогресс, и все, что ему не нравилось, относил к прогрессу. Поначалу я не представлял, насколько законченным было его отвращение, а размышлял лишь о том, насколько проницательным оно может оказаться; в то время я считал его чуть ли не дураком. Когда начинаешь анализировать идею прогресса, выясняется, что люди просто-напросто плодят себе подобных; как же можно тогда обвинять прогресс за то, чем является человек, или порицать этот прогресс, если ты сам человек? Однако нельзя сказать, что я не дорожил компанией доктора.

— Это прогресс для тебя, Ноул.

И надо что-то ответить, проявить человечность, пробираясь тем временем в недрах огромного автоматизированного корабля, который может оставаться в море по два года без заправок и ремонта. Мы находились в море девятнадцатый месяц, и лишь изредка заходили в какой-нибудь порт в поисках груза.

В старые добрые времена порты не были столь совершенны, как сейчас. Там было все: ручной труд на разгрузке, какие-то странные профсоюзы, заправка горючим. Вот тогда в порту можно было провести неделю в пьянках и дебошах, как настоящие моряки. Я кое-что знаю об этом, потому что, в отличие от доктора и остальных, умею читать. Сейчас атомные грузоходы — это огромные миры, плывущие по заданным маршрутам; им требуется всего несколько человек, способных думать, которым в действительности приходится только сновать, как роботам, по узким потрепанным желобкам. Неудивительно, что я заработал мигрень.

Потом мы зашли в машинное отделение. Поднимаясь наверх, я заглянул в кубрик на полубаке. Там валялся Алан Батор, уныло разглядывая парусину верхней койки. Мы кивнули друг другу. Алан выглядел отекшим и, казалось, вот-вот развалится. Мне хотелось поздравить его с неплохим видом, и в то же время — зарыдать. Я не из чувствительных, но иногда и меня пробирает нервная дрожь.

Оставив доктора ухаживать за Аланом, я поднялся на корму. Пока шел наверх, весь мир вокруг окрасился в темно-коричневый цвет — переливчатый, со всевозможными оттенками: такие цвета встречаются в пещерах и на старых кельтских манускриптах. Эти цвета доставляют удовольствие больному, и я вспомнил слова величайшего современного мыслителя, программиста Эпкре: «Болезненность — наша вековая дань преуспеянию цивилизации».

И тут на одну леденящую секунду мне показалось, что я увидел Фигуру. Но тени сами собой приняли очертания полуразобранного автонавигатора. Час за часом, следуя программе, рядом с ним суетился робот-ремонтник. Его контролировал Абдул Демоне. Заметив меня, он кивнул.

— Доброе утро, капитан.

Вежливый молчаливый человек. Он страдал от спазматических судорог и, разговаривая со мной, никогда не убирал больные ноги с табурета.

— Когда ты приведешь его в порядок? — спросил я.

— Через пару часов должен заработать.

— Хорошо. Тогда мы доберемся до берега днем.

Я опять занервничал. На корабле люди находятся в большем напряжении, нежели в городах. Там настолько все упорядочено, что можно всю жизнь прожить, ни о чем не задумываясь. Это очень подходит больному человеку, мечтающему покончить с многочисленными своими обязанностями. Сколько раз на своем корабле я мечтал разнести автонавигатор вдребезги, посадить корабль на скалы и разрушить все.

По палубе гулял прохладный бриз. Под тропическим солнцем палуба казалась обнаженной. Ди Скумпсби с кем-то сражался у ограждения.

Я бросился к нему. Но ведь ему не с кем сражаться! Кроме доктора, в моей команде было еще трое — Ди, Алан и Абдул. И я знал, что остальные внизу. В голове мелькнула мысль о Фигуре; я бы не удивился, узнав, что нахожусь в одной из своих галлюцинаций.

Но Ди не боролся. Он пытался кого-то втащить через ограждение. Оказавшись поближе, я рассмотрел лицо незнакомца. Оно было черным и распухшим, рот оскален.

— Помоги, кэп. Парень мертв, — сказал Ди.

Парень действительно был мертв. Одет он был неплохо, белые шелковые брюки облепили тело. Мой мертвец прибыл, наши пути пересеклись.

— Он шел по воде, — произнес Ди. — Шел прямо, но чуть покачиваясь, словно шагал по верхушкам волн. Черт меня подери, он так и шел!

К спине мертвеца был пристегнут антигравитационный блок. Такие блоки начали производить совсем недавно, и он еще был довольно громоздким. Ни Ди, ни я не знали, как его выключить, и нам пришлось потрудиться, чтобы перетащить труп через ограждение.

Наконец, он перебрался к нам. Один его глаз был выклеван, наверное, чайкой. Он одарил меня леденящей молчаливой улыбкой, и мне захотелось закричать в ответ.

— Давай запихнем его во второй палубный холодильник, — предложил я.

Пока мы разбирались с антигравитационным блоком, труп все так же висел в воздухе. Это уже потом выяснилось, что его прибытие на «Звезду Триеста» было чистой случайностью, и что не он запустил цепочку смертей, начавшуюся в его присутствии.

Холодильник обслуживался одним из автоматов-уборщиков, который активировался каждое утро на рассвете. Яркая машина стояла рядом, никак не реагируя на нашу возню. Как только мы упрятали нового компаньона в холодильник, Ди бросился к ограждению, зажимая руками рот. Я вернулся в каюту и лег. Мой мозг пульсировал, словно сердце.

Есть вещи, вполне рациональные, которые можно принять, и есть такие, которые принять невозможно. Я уже привык ко всему, что происходило на «Звезде Триеста», но появление мертвеца не укладывалось в моей голове. Я вызвал Сандерпека.

— Ди мне все рассказал, — произнес он с порога. — Лежи и не волнуйся, я дам тебе снотворное.

— У тебя есть что-нибудь, чтобы законсервировать его? Будет неприятно, если он начнет вонять. Ты только подумай, в пустом океане нас преследует труп!

Я запил таблетки стаканом воды, и Сандерпек мягко сказал:

— Тебе нравится на этом корабле, Ноул, запомни это. И не забывай, кем ты был, пока не примкнул к Странникам. Ведь это наказывалось смертью.

— Не говори мне о Странниках! — Эту фразу я повторял довольно часто, так как чувствовал вину перед ними.

— А в городе? Разве там ты был счастлив?

— Послушай, док, ты прав, но я уже сказал, что меня волнует. Как сюда попал этот труп? Только не говори, что это случайность.

— Я ничего не говорю. Решай сам.

Сандерпек любил меня поучать.

— Ты ведь знаешь, Ноул, стоимость таких антигравитационных блоков. Только очень богатый человек может его приобрести. Их производят совсем мало, и применяются они при болезнях сердца.