генерального штаба. Когда офицеры генштаба хотели решить одну из своих проблем, они разделялись на две партии, то есть на два самостоятельных генеральных штаба, так что одному генштабу подчинялась одна армия, а другому — другая; и эти обе армии начинали воевать на карте всеми доступными им в реальности средствами. Например, если одна армия считалась немецкой, а другая, например, французской, то ясно, что должны были выявиться преимущества немецкой и французской армий; и можно было, основываясь на этом, подготовиться к реальной войне. Это была война на бумаге, учитывающая все вероятности реальной войны, и не только собственная партия, но и партия противника имела право, даже обязанность, проверить собственную стратегическую прозорливость, чтобы, если дело дойдет до настоящей войны, никакие происки врага, а также никакие собственные ошибки не могли стать неожиданностью. Каким ужасным средством в руках у главного генштаба была эта военная игра, мы уже видели воочию в этой реальной войне.

Так что в наших теологических диспутах мы использовали очень похожий метод».

Пока он говорил, он сопровождал свою речь наклонами чайника над чашками; теперь он чайник поставил на место и предложил мне сахар и ром — жестами, представляющими собой нечто среднее между жестами проповедника и домохозяйки.

«Я не знаю, помнишь ли ты о том, — продолжал он, — что и Генрих Гейне в одной из своих книг изображает человека, который писал о разных представлениях о тех или иных вещах, после чего собирал все возможные контраргументы, — и опровергал то, что сам же изложил на бумаге; и особенно долго он работал над одной из рукописей, где речь шла о превосходстве христианства, но как только он довел свое исследование до абсурда, он начал собирать все мыслимые в этом случае возражения и в один прекрасный день завершил собирание всего того, что можно было бы противопоставить христианству. Он, сидя со своим сочинением в руке, делал перед посетителем очередной подробный доклад, в котором его прежние утверждения относительно обоснования существования Бога опровергались, и бросал рукопись в огонь. — Итак, — сказал Гейне, — превосходство христианства улетело вместе с пламенем в трубу».

Я посчитал, что это выражение, по крайней мере для духовного лица, является несколько фривольным, и удивленно посмотрел на Донати.

«Этим я хочу всего лишь сказать, — извинился он сдержанно, — что не только аргументы, но и контраргументы, которые приводятся под конец, в случае каждого такого критического разбора, вполне обоснованы, так как в противном случае истины вообще не найти. Мы в нашей семинарии тоже образовали две партии, которым не разрешалось произвольно соотносить или даже менять свои точки зрения. Более того, партиям следовало точно придерживаться высказанных предпосылок. Одна партия считалась партией верующих и должна была защищать веру, насколько она это только могла, а другая партия — партия сомневающихся или совсем неверующих — была обязана во время диспута строго придерживаться позиции неверия и противостоять вере, что всегда заставляло дискутирующих приводить свои аргументы. Таким образом, мы показали, естественно — или я должен сказать, к сожалению, — не ставя в известность наших начальников, всю новозаветную драму, и один из ее актов касался предмета, который тебя так сильно занимает, а именно: существует Бог или нет.

Итак, — сказал он, протягивая руку к вазе с бисквитами, — мы провели эксперимент на земное существование Бога в образе Иисуса Христа; и мы старались по ходу драмы всеми средствами найти одно или несколько безукоризненных свидетельств его земной жизни.

С этими словами он предложил мне отведать домашних бисквитов.

Я был настолько увлечен его докладом, что машинально взял бисквит, однако теперь, казалось, речь шла совсем не о том, о чем она шла в безутешных дискуссиях, которые я сам вел с моей женой. Донати тоже выбрал бисквит с ярко-пурпурной, поджаристой корочкой, причем с явной разборчивостью, в действительности же он уже погрузился в свои воспоминания. Наконец, он продолжил:

«Свидетельства Священного писания мы намеренно исключили, так как если для одних они означали неопровержимую истины, то другие, те из нас, кто представлял неверующих, должны были воспринимать Священное писание всего лишь как разновидность позднеантичных романов. Таким образом, мы, скорее всего, искали персоналии, которые упоминались не только в Евангелиях, но и в светских источниках того времени, то есть в свидетельствах, в которых речь шла не о религии, но которые нельзя было рассматривать и в качестве легенд. Если историческое свидетельство, даже если оно неточное, всегда принимается во внимание, хотя и с ограничениями, то религиозное свидетельство обязательно отбрасывается, только потому, что оно религиозное».

И он съел бисквит и отпил глоток чаю.

«Ты видишь, — продолжал он, — к чему я веду, или более того: ты угадываешь, куда мы должны были прийти в нашем исследовании. Короче говоря: единственная персона, на которую мы, в конце концов, могли опереться как на действительного свидетеля и которую мы всеми средствами хотели побудить к тому, чтобы сообщить нам столько сведений о Спасителе, сколько только возможно, был Понтий Пилат. Апостолы, обе Марии, Лазарь, первосвященник и Иосиф из Аримафеи не принимались в расчет. Все их свидетельства мы самым подробным образом исследовали, но в конце концов вместе с тремя святыми царями, со всем их снаряжением и вооруженными всадниками, пастухами и ангелами, как чудесными образными фигурами при яслях младенца, известными нам с детства, отбросили и снова положили в ящик большой кукольной игры, пока они снова не будут извлечены для верующих других поколений; даже Крестителя, Ирода, Иродиаду и Саломею постигла та же участь. Все они, даже если бы одному или другому из этих персоналий удалось хотя бы мимолетно сверкнуть в истории, не заслуживали внимания. Единственная фигура, которая осталась и которая возникала не только в мистических сумерках Откровения, но, пусть и на коротком промежутке времени, при свете дня античного мира, был прокуратор Иудеи; и мне выпала честь играть его».

При этом он предложил мне сигареты, а сам протянул руку к книжной полке. Затем он продолжил свой рассказ.

«Понтии были в те времена известным самнитским родом, или, скорее, целым кланом, так называемым родовым союзом. Пилат, или собственно Пилеатус — это название рода прокуратора в узком смысле. Откуда это дополнительное имя исходит, теперь неизвестно, известно только, что оно обозначает: человек в шапке