или человек в колпаке, так как «пилеус» — это шапка или чепец из войлока — обычный головной убор работающего. При продаже рабов на острие пики надевали пилеус, шапку. Если раба освобождали, то на его голову надевали шапку, пилеус; и наконец пилеус даже стал знаком свободы, так как фригийский колпак, который надевали французские революционеры, был не чем иным, как пилеусом. С другой стороны, шапочка, которую носят священники, тоже называется пилеусом, хотя мы, священники, не имеем ничего общего с идеями Великой французской революции.

Во всяком случае, Пилатус не означает «человек с пилумом», то есть — копьеметатель. Но при этом не перекрывается и обозначением только имени прокуратора. Пилат был римским всадником. Во время распятия Христа он был приблизительно такого же возраста, как Христос, — где-то между тридцатью и сорока годами. По службе он подчинялся наместнику Сирии Вителлию-старшему».

Он обрезал сигару и зажег ее. Между тем начало смеркаться. Все, даже комната, погрузилось в голубоватый свет. Тонкие хлопья снега закружились вокруг голых деревьев вдоль Рингштрассе. Донати пододвинул поближе к столу высокий торшер с вышитым абажуром, после чего продолжал:

«В так называемых «антиквитатах» иудейского автора Иосифа есть место, которое может быть привлечено в качестве доказательства не только управления Пилата Иудеей, но также и существования Господа и смерти на кресте, которую Он принял. Я попытаюсь процитировать «антиквитаты» по памяти; это звучит приблизительно так: в это время жил Иисус, человек высокой мудрости, если его вообще можно назвать человеком. Он совершал совершенно немыслимые вещи и был учителем всех тех, кто хотел постичь истину. Так он привлек к себе много иудеев и многих язычников. Это был Христос. По обвинению и настоянию иудейской знати Пилат приговорил его к смерти на кресте, распятию, при этом те, кто его любил с самого начала, не изменили Христу. На третий день после распятия он появился перед ними живым, как о нем — наряду с тысячью других вещей — и говорили посланные Богом пророки; и до сих пор народ Христа, который так называет себя по его имени, остается непобедимым.

Однако этот текст в «антиквитатах», — весьма широко известный, может быть, из-за ссылки на выражение: «Что есть истина!» — из Евангелия от Иоанна, — следует считать интерполяцией, и возможно, что этот кусок мог быть вставлен в раннем средневековье. Теория интерполяции обоснована прежде всего потому, что Иосифа, хотя он и иудей, следует причислить к античным писателям; Иосиф никогда не назвал бы прокуратора Пилатом. Он назвал бы его скорей всего всеми его тремя именами, как это было принято в те времена у римлян, например: Метеллуса называли не просто Метеллус, а Квинтус Цецилиус Метеллус, а Поллио не просто Поллио, а С. Асиниус Поллио, и младшего Каттона не просто Каттоном, а М. Порциус Каттон. Тот факт, что в «антиквитатах» указано просто «Пилат» без Понтия и без уже забытого во времена интерполяции имени Пилата, которое должно было бы стоять перед фамилией Понтий, выдает это место как средневековую подделку.

Таким образом, здесь экспериментируют с понятием истины так же, как много позднее лишь в Евангелии от Иоанна в связи с Иисусом и прокуратором; и уже то, что сам Иисус, как и после него апостол Павел, «многих из язычников» привлек к себе, это более чем невероятно. Он привлек к себе лишь людей своего собственного народа. Так как он хотел только реформировать иудейскую религию, а не создавать новую — христианскую. И если бы он теперь снова спустился на землю, он бы, наверное, так же удивился бы христианству, как Колумб, который до самой своей смерти верил, что он всего лишь нашел новую дорогу в Индию, а не открыл Америку.

Сравнительно скоро, после того, как Христос был распят, Пилат исчез из Иудеи, его сместили с должности. Это бросает странный свет на ситуацию. Верующие утверждали, что после распятия случилось множество несчастий, которыми Пилата, согласно легенде, наказали за страшное преступление против Бога. Однако, неверующие утверждали, что отставка Пилата более чем понятна, так как именно тогда самаритяне объединились и подняли восстание, а Пилат это восстание непомерно жестокими мерами подавил, после чего самаритяне обратились к Вителлию, врагу Пилата, и тот немедленно отозвал своего подчиненного.

Таким образом, прокуратор направился в Рим, чтобы оправдаться перед Тиверием. Когда же он прибыл в столицу, Тиверий умер, а его преемник Калигула даже не стал его слушать.

С этого момента Пилат исчезает из истории. По одним легендам, его выслали в Галлию, по другим — он поселился в небольшом имении на Сицилии. Наконец, утверждают, что он покончил жизнь самоубийством. Но это все недостоверно. Во всяком случае, он — фигура проблематичная; в то время как западная церковь заклеймила его как убийцу Господа, египтяне-христиане причислили его к лику святых; как бы то ни было, он должен был — хотя об этом ничего не сообщается — все же еще раз появиться в истории; и мы исходили из этого обстоятельства.

Между тем последовали два события, которые потрясли императорский Рим: распространение христианства и так называемая Иудейская война. Можно было бы считать, что одно событие совершенно не связано с другим. Однако они все же связаны между собой, — и эта связь в то время не могла не быть отмечена. Так как не столько само учение Христа, сколько изменения, которые это учение претерпело благодаря апостолу Павлу, уже тогда представляли сомнительной всю структуру античного мира; и одновременно это учение должно было привести и привело — в результате мощного восстания иудеев при Веспасиане и Тите — к разрушению Иерусалима, оторвав таким образом восточную часть империи от западной. Уже Антоний, опираясь на мощь Клеопатры, намеревался сделать восточную часть империи независимой от западной, но Антоний был разбит при Актиуме; иудеи, не зная истинного смысла его деятельности, продолжили эти устремления; и при более поздних императорах эта цель была достигнута. Со времен существования Византии мир, по крайней мере наш, который до сих пор был единым, распался на две половины; сасаниды, хивинцы и халифы, султаны и цари поддерживали эту разъединительную тенденцию, ни один из них не кланялся нашим папам и императорам; и в этом контексте не имеет значения, кто сидит в Кремле, — Александр ли, Николай Романов или Владимир Ильич Ульянов, который разрешает называть себя Лениным: Восток всегда претендовал на Византию, никогда Восток не хотел кланяться Западу, мир никогда не будет единым, пока существуют Рим и Москва».

Между тем за окном