фартук.-Шатается по городу…
— Где?
— Да возле больницы, в скверике. Пойдите, может, уведете ее.
Я действительно нашел Альму возле больницы. Она уныло пошла за мной, безучастная и грустная. Бока ее ввалились, выступили лопатки.
— Идемте!- сказал я.
Мы спустились в сад.
Возле большой бетонированной ямы, которую вырыли прежние владельцы дома, стояла Альма и держала над темной дождевой водой затихшего и объятого ужасом Сибиряка. Затем она поставила его на землю. И Сибиряк, пристыженный и присмиревший, убрался в свою конуру.
— Как она его! — смеялся Клименко.- Признаться, когда она бросилась к этой собачке — как ее зовут? — к Сибиряку,- я решил, что она взбесилась. А ведь поставьте себя на ее место: вот так приставала бы ко мне какая-нибудь шавка, ей-ей, не выдержал бы. И все-таки многое неясно… Позовите-ка ее сюда.
— Альма! — крикнул я.- Альма, сюда!
— Иди, иди сюда,- говорил Клименко, похлопывая себя по бедру.- Ну, иди.
Альма посмотрела на него, но не подошла.
— А какой у нее ошейник! Я такого никогда не видел! — Клименко шагнул к Альме и прикоснулся к ее ошейнику.
Альма преобразилась, шерсть на ней встала дыбом. Она грозно зарычала и, пригнув голову, стала наступать на Клименко.
— Что ты? Что ты? А может быть, в ошейнике что-нибудь спрятано?..
— Попробуем снять,- согласился я, но как только прикоснулся к ошейнику Альмы, ее шерсть вновь, вздыбилась, она грозно зарычала, потом поползла брюхом по полу, заглядывая в глаза то мне, то Клименко. Она всем своим «существом просила о чем-то.
— Обратите внимание…- говорил Клименко, всматриваясь в ошейник,- обратите внимание на эти медные шишки. Они не фабричного производства, они сделаны вручную. В ошейнике, может быть, какой-нибудь тайник?
— Не думаю. Он из какой-то тонкой пластмассы. Слишком тонкой, чтобы она была двойной. Но все таки попробуем.
Мне удалось быстрым движением расстегнуть и раскрыть ошейник. Но Альма вырвалась у меня из рук и повалилась на ковер. Видимо, я причинил ей невероятную боль. Клименко дотронулся до раскрытого ошейника Альмы. Он был прикреплен прямо к ее коже, будто приклеен. Я бережно застегнул, ошейник. Альма пришла в себя, нетвердо ступая, прошла в угол и, отвернувшись от нас, улеглась на ковре.
— Вы что-нибудь понимаете? — спросил я Клименко.
— Нет. Я чувствую, что с ошейником что-то связано. И зачем понадобилось намертво прикреплять ошейник к самой шкуре? И как это сделано, зачем? Ужасно! Я ведь хотел сорвать его…
— Мы убили бы ее.
— Возможно, все возможно… После ее поведения во дворе… Как она проучила эту маленькую собачку, вашего Сибиряка! Это очень остроумно, это слишком остроумно для собаки. И я сейчас совсем в другом свете рассматриваю один факт…- Клименко раскрыл свою папку и вынул фотографию.- Смотрите…
На фотографии была мужская рука. Узкая, мускулистая, безжизненно распластанная на белой материи рука была усеяна глубокими порезами.
— Это все стеклом,- Клименко указал на порезы.- Переднее стекло машины было разбито вдребезги, но не это главное. Вот здесь, возле большого пальца, и здесь, с другой стороны, вы видите? Это следы зубов. Рука сжимала руль, и ее обхватила пасть этой самой Альмы. Я вначале подумал: уж не собака ли виновата? Собака могла испугаться толчка, в страхе тяпнула хозяина за руку. Но сейчас…
— Вы говорили, что машина немецкая?-спросил я.- А знаете, Альма не понимает никакой команды, обычной собачьей команды. Может быть, .попробовать по-немецки? Но я неважно говорю. Так, чуть читаю, перевожу…
— Я тоже не силен… Но можно попробовать,- согласился Клименко.- Собака, кажется, пришла в себя… Альма, принеси мне книгу! — по-русски сказал Клименко. Альма не пошевелилась.- Дас бух!- повторил он по-немецки.
Альма тотчас же вскочила и, схватив зубами первую попавшуюся книгу с письменного стола, осторожно положила ее на колени Клименко.
Клименко скромничал: он совсем неплохо говорил по-немецки. И собака выполняла все его приказания. Она вспрыгнула на стол, затем выбежала в коридор и вернулась оттуда с его фуражкой, становилась на задние лапы, потом неожиданно уселась на пол и перестала повиноваться. «Что вам нужно? Я больше не буду выполнять бесполезные поручения»,- говорили, казалось, ее глаза.
— Да кто ты?-ласково спросил Клименко по-немецки.- Человек или зверь? Менш одер тиир? Кто ты?
— Спросите ее про термос,- сказал я. Альма насторожилась.- Где термос? У ее хозяина был термос.
Я быстро вышел на кухню, вернулся со своим термосом и
IV
В тот же вечер ко мне пришел Клименко, тот самый высокий лейтенант милиции, с которым я познакомился во время аварии на дороге. Сегодня он был в Штатском. Я провел гостя в кабинет. Он долго молчал, потом взволнованно сказал: — Пострадавший-то умер. — Умер?! — Да, еще вчера. Так и не пришел в себя… Нужно, чтобы вы вспомнили все! Все, что знаете о нем. — А номер машины? Ведь на машине был номер. Странный какой-то. — Номер не наш, машина чужая. Немецкая, из Западной Германии. Как она к нам попала? Да, по-видимому, с помощью этого слепящего, дурманящего газа. Машина мощная, с хорошей проходимостью. Пограничники рассказывают, что со стороны границы раздались выстрелы, и перед постом появилась машина. Затем у всех на контрольно-пропускном посту наступило то хорошо знакомое -нам всем состояние, когда все видимое перестает быть видимым, а видишь черт знает что! Они настигли машину только за городом, но уже было поздно. По машине стреляли, и не раз. Много разных отметин. Интересно, что пулевые отверстия говорят о разном калибре оружия. В одном месте следы взрыва гранаты. Очень характерные царапины, знаете, такими лучами. Извлекли и осколок, очень странный… Вы, конечно, никому не должны об этом рассказывать!.. А я вот зачем пришел. Вы говорки, что видели собаку, которая была в машине… — Она у меня. — У вас?! — Клименко вскочил.- Где она? Я подвел его к окошку. Альма, грустная и сосредоточенная, стояла посередине двора, а вокруг нее носился Сибиряк. Сибиряк лаял, рычал, без устали бегал вокруг Альмы. Трудно было понять, нападает ли он на Альму Или хочет ее расшевелить. — Вы думаете, что она бешеная? — спросил я. — Нет, этого я как раз не думаю. Бешеная собака -не живет более семи дней, а сейчас пошла третья неделя… Она пьет воду? — Пьет… Смотрите! Альма, которой, видно, надоели приставания Сибиряка, прыгнула к нему, схватила его за загривок и, резко вскинув себе на. спину, куда-то понесла.
— Идемте!- сказал я.
Мы спустились в сад.
Возле большой бетонированной ямы, которую вырыли прежние владельцы дома, стояла Альма и держала над темной дождевой водой затихшего и объятого ужасом Сибиряка. Затем она поставила его на землю. И Сибиряк, пристыженный и присмиревший, убрался в свою конуру.
— Как она его! — смеялся Клименко.- Признаться, когда она бросилась к этой собачке — как ее зовут? — к Сибиряку,- я решил, что она взбесилась. А ведь поставьте себя на ее место: вот так приставала бы ко мне какая-нибудь шавка, ей-ей, не выдержал бы. И все-таки многое неясно… Позовите-ка ее сюда.
— Альма! — крикнул я.- Альма, сюда!
— Иди, иди сюда,- говорил Клименко, похлопывая себя по бедру.- Ну, иди.
Альма посмотрела на него, но не подошла.
— А какой у нее ошейник! Я такого никогда не видел! — Клименко шагнул к Альме и прикоснулся к ее ошейнику.
Альма преобразилась, шерсть на ней встала дыбом. Она грозно зарычала и, пригнув голову, стала наступать на Клименко.
— Что ты? Что ты? А может быть, в ошейнике что-нибудь спрятано?..
— Попробуем снять,- согласился я, но как только прикоснулся к ошейнику Альмы, ее шерсть вновь, вздыбилась, она грозно зарычала, потом поползла брюхом по полу, заглядывая в глаза то мне, то Клименко. Она всем своим «существом просила о чем-то.
— Обратите внимание…- говорил Клименко, всматриваясь в ошейник,- обратите внимание на эти медные шишки. Они не фабричного производства, они сделаны вручную. В ошейнике, может быть, какой-нибудь тайник?
— Не думаю. Он из какой-то тонкой пластмассы. Слишком тонкой, чтобы она была двойной. Но все таки попробуем.
Мне удалось быстрым движением расстегнуть и раскрыть ошейник. Но Альма вырвалась у меня из рук и повалилась на ковер. Видимо, я причинил ей невероятную боль. Клименко дотронулся до раскрытого ошейника Альмы. Он был прикреплен прямо к ее коже, будто приклеен. Я бережно застегнул, ошейник. Альма пришла в себя, нетвердо ступая, прошла в угол и, отвернувшись от нас, улеглась на ковре.
— Вы что-нибудь понимаете? — спросил я Клименко.
— Нет. Я чувствую, что с ошейником что-то связано. И зачем понадобилось намертво прикреплять ошейник к самой шкуре? И как это сделано, зачем? Ужасно! Я ведь хотел сорвать его…
— Мы убили бы ее.
— Возможно, все возможно… После ее поведения во дворе… Как она проучила эту маленькую собачку, вашего Сибиряка! Это очень остроумно, это слишком остроумно для собаки. И я сейчас совсем в другом свете рассматриваю один факт…- Клименко раскрыл свою папку и вынул фотографию.- Смотрите…
На фотографии была мужская рука. Узкая, мускулистая, безжизненно распластанная на белой материи рука была усеяна глубокими порезами.
— Это все стеклом,- Клименко указал на порезы.- Переднее стекло машины было разбито вдребезги, но не это главное. Вот здесь, возле большого пальца, и здесь, с другой стороны, вы видите? Это следы зубов. Рука сжимала руль, и ее обхватила пасть этой самой Альмы. Я вначале подумал: уж не собака ли виновата? Собака могла испугаться толчка, в страхе тяпнула хозяина за руку. Но сейчас…
— Вы говорили, что машина немецкая?-спросил я.- А знаете, Альма не понимает никакой команды, обычной собачьей команды. Может быть, .попробовать по-немецки? Но я неважно говорю. Так, чуть читаю, перевожу…
— Я тоже не силен… Но можно попробовать,- согласился Клименко.- Собака, кажется, пришла в себя… Альма, принеси мне книгу! — по-русски сказал Клименко. Альма не пошевелилась.- Дас бух!- повторил он по-немецки.
Альма тотчас же вскочила и, схватив зубами первую попавшуюся книгу с письменного стола, осторожно положила ее на колени Клименко.
Клименко скромничал: он совсем неплохо говорил по-немецки. И собака выполняла все его приказания. Она вспрыгнула на стол, затем выбежала в коридор и вернулась оттуда с его фуражкой, становилась на задние лапы, потом неожиданно уселась на пол и перестала повиноваться. «Что вам нужно? Я больше не буду выполнять бесполезные поручения»,- говорили, казалось, ее глаза.
— Да кто ты?-ласково спросил Клименко по-немецки.- Человек или зверь? Менш одер тиир? Кто ты?
— Спросите ее про термос,- сказал я. Альма насторожилась.- Где термос? У ее хозяина был термос.
Я быстро вышел на кухню, вернулся со своим термосом и