“джеймсов бондов” smokescreen [дымовую завесу (англ.)] погуще и потемней. Однако окончательного решения принять никак не удавалось, поскольку каждый из вариантов мог с потрохами выдать его заинтересованность. Разумеется, идея подбросить Люку информацию о русском “царском фонде” была Майклом осмыслена в качестве шестого варианта ещё в день беседы Авербаха с молодой парочкой, однако сразу же оставлена из-за чрезмерной экстравагантности, низких шансов на успех и невозможности контроля с собственной стороны. Даже если бы счастливчики и получили доступ к дореволюционным деньгам, задачу отслеживания их дальнейших действий Люк запросто мог поручить какому-нибудь стажёру, а то и вовсе передать в Лондон для дистанционного мониторинга.

Прозрение в умную голову Майкла явилось неожиданно, словно подтверждая его сокровенное желание вместо зарабатывания денег бесконечными трудами перейти под покровительство эффектной и блестящей госпожи удачи. План был до удивления прост - продать информацию о “царском фонде” спецслужбам, только на этот раз не британским, а русским. По роду своей деятельности Майкл в достаточной степени ощущал их присутствие в главной финансовой гавани мира, догадывался об основных интересантах и даже о некоторых методах работы. В ряде своих прежних проектов с участием Люка он не без успеха пытался противостоять своим бывшим соотечественникам и даже, похоже, ему удавалось их несколько раз переигрывать. Однако на этот раз - страшно подумать!- ему предстояло с их помощью переиграть англичан.

Чтобы лучше всё обдумать, Майкл, не дожидаясь окончания рабочего дня, уединился в небольшом и тихом кафе на Гран-Рю, где за несколькими чашками кофе и апельсинового сока (спиртное Майкл давно не употреблял, полагая, что оно мешает умственной деятельности) медленно, но последовательно и, как он был убеждён, абсолютно верно принял нужные решения.

Прежде всего он доказал себе, что парочка из России действует самостоятельно и с русскими спецслужбами связана быть не может - слишком уж наивно и нехарактерно для известных Майклу типов россиян они себя вели. Более того, исходя из данного наблюдения, кто-то из них действительно вполне мог оказаться потомком какого-нибудь недобитого великокняжеского рода и иметь на царские сокровища законное право - но в планах Майкла последнее обстоятельство шло лишь делу на пользу! Потеряна связь, не осталось телефона, неизвестно, куда они отправились тратить царские миллионы (а в это самое время Алексей с Марией уже находились на территории Австрии, штурмуя тирольские перевалы) - тоже не беда, ибо целью Майкла является не розыск счастливчиков, а активизация русской резидентуры. А в том, что активизация произойдёт, он нисколько не сомневался, ибо хорошо знал, какое неоправданное и чрезмерное значение в России придают симулякрам былого величия и богатства, будь то тайные депозиты царей или “золото партии”.

Пожалуй, Майкл должен был опасаться лишь двух вещей - оказаться у русских на глубоком крючке и засветить перед англичанами свой контакт с ними. Однако для снятия этих рисков у него имелся простой и достаточно надёжный план. Дело в том, что на самой заре его швейцарской практики, в далёком девяноста шестом, деловая судьба пересекла его с одним русским “оттуда” - скромный предприниматель из Москвы, приехавший открывать номерные счета, во время неформального ужина неожиданно сообщил обескураженному Михаилу Львовичу, что его давнишний воинский проступок амнистирован, а также что на родине будут рады любому сотрудничеству и информации с его стороны. На резонное возражение ошалевшего Майкла, что всякий “контакт с родиной” по телефону или электронной почте непременно будет зафиксирован “западными коллегами” и положит его карьере конец, “предприниматель” ответил, что на этот случай имеются “особые каналы”.

И один из таких каналов был немедленно Майклу предоставлен в виде пластиковой визитки незнакомого парижского ресторанчика с устным комментарием о когда-то работавшем там знаменитом шеф-поваре по имени Паскаль Адан, чью телятину Маренго под карибским соусом обожала Эдит Пиаф. Майкл сразу же смекнул, о чём идёт речь, и потому, не желая расстраивать своего собеседника, проникновенно пообещал, что при наличии возможности “обязательно поможет стране, в которой родился”. Даже в подобном малообязывающем разговоре Майкл предпочёл не употреблять слово “родина”, поскольку искренне полагал себя ничем с ней более не связанным. В то же время обещание “когда-нибудь помочь” он озвучил без обмана, сочтя, что в каком-нибудь хитроумном деле личный канал связи с Москвой ему не помешает. И вот теперь, по прошествии шестнадцати лет, он убедился, что как всегда был прав.

Он сразу же решил, что уже завтра же, в субботу, отправится в Париж и как бы между делом посетит указанный ресторанчик. Если на комплимент о шеф-поваре никто не откликнется, то на этот случай у него имелся ещё один запасной вариант, связанный с посольством небольшой карибской страны. Даже если “явки провалены”, то посещение ресторанчика или посольства никоим образом не сможет навлечь на него подозрений. Ну а коли за шестнадцать лет всё поменялось, и с ним никто не станет на нужную тему говорить - что ж!- в таком случае придётся отвлекать внимание Люка по другой технологии. Жаль, там будет свои достаточно серьёзные риски, но зато подозрений в связях с русскими он на себя уже точно не наведёт. Так что прежде чем птица удачи вырвется на простор, придётся немного потрудиться и рискнуть!

Ещё несколько раз всё просчитав, взвесив варианты и найдя “русский” во всех отношениях наиболее приемлемым, он со спокойной душой отправился домой ночевать, а уже утром поездом TGV выехал в Париж, оповестив своё окружение, что намерен провести там выходные.

Немного побродив по центральным парижским бульварам, он спустился в метро, где как бы ненароком в тоннеле, в момент, когда перестала работать сотовая связь, отключил свой мобильный телефон. Указанный в визитке ресторанчик находился на запущенной и считающейся небезопасной парижской окраине за районом Бют-Шомон, добираться до которой Майкл предпочёл на такси. Расположившись за свободным столиком в дальнем углу, он демонстративно не стал изучать меню, а когда официантка попросила его сообщить заказ, то сказал, широко улыбаясь, что много наслышан о когда-то работавшем здесь Паскале Адане, чью телятину Маренго под карибским соусом обожала сама Эдит Пиаф.

В первый момент ему показалось, что официантка не поняла сути произнесённого и смотрит на него, словно на заезжего идиота. Однако после