черной жуткой лужей шевелилась неисчислимая рать наглых бестий. По коже у меня пробежал морозец, когда я услышал, как скрипит тонкая оболочка скафандра. «Порвут ведь!» Теперь я был настроен уже не так благодушно, как раньше. Моя гондола, мой десантный корабль, напичкан всякой техникой, он может стряхнуть эту Синюю в космос, как гнилую грушу с дерева, но меня-то уже не будет, если скафандр лопнет, к тому же мстить машины не умеют, да и какой толк мстить?

— Атмосфера неядовита, — сказал с гондолы бесстрастный голос.

Ничего себе, утешил! Атмосфера неопасна, зато кожа у меня совсем нежная, и этот дружный коллектив быстренько успокоит мой мятущийся дух, погасит мою неспокойную память.

— Эй, Голова, что думаешь делать?

— Решение принято, — ответил Мозг. И тут же в мою сторону двинулось, раздуваясь шаром, зеленоватое облако. Когда облако достигло места, где трепыхался робот, лужа над ним вроде бы замерзла и тут же рассыпалась, машина туго выбралась из ямы и побежала ко мне. Твари отщелкивались от скафандра с панической поспешностью. Я поднялся, отряхиваясь, и махом припустил домой, сопровождаемый роботом, который вихлял на рыхлом песке и даже вроде бы посапывал — совсем как человек, Мы успели, спрятаться в шлюзе, и уже через экран я наблюдал, объятый ужасом, как черные твари опять оживают и собираются в шары, мерзко шевелясь. Робот спрятался в нишу, я стоял, обдуваемый тугой струёй дезинфикатора, и дожидался, когда откроется вторая дверь — уже в гондолу. Дверь наконец подвинулась, я протиснулся в холл и здесь только обнаружил, что на рукаве у меня висит, зацепившись кривой ножкой, черный кузнечик, один, из той монолитной глыбы, что чуть не расплющила меня. Я замешкался на несколько секунд, сунул тварь в биологический анализатор, отдал команду:

— Подлечи.

— Попробую, — ответила машина. — Это даже интересно.

— Тоже думаю: интересно.

Биологическая машина, спрятанная в белые коробки вдоль стен, была способна на многое.

— Действуй, — сказал я.

— Это даже интересно. Команда принята.

3

Время загустело и остановилось, будто лед на реке.

Я вспоминал и думал. Выйти из гондолы не было никакой возможности — за стенами бушевала, ярилась черная банда, она то и дело опускалась на прозрачный купол, на экраны и застилала видимость. Мозг работал безостановочно, я это знал по приборам. Накапливалась информация, готовились выводы и рекомендации. Меня несколько раздражало, что головной корабль не связывается со мной, что там совсем не интересуются, как обстоят мои дела. Наверно, я сам виноват: я всегда был замкнут, отдален от людей и предпочитал одиночество, потому что не нашел себя. Если я чем интересовался по-настоящему, так это историей; изучал извилистые пути человечества к вершинам совершенства и познания. Мои современники считают, что главное позади. Я же считаю нашу жизнь слишком благополучной, мы становимся хрупкими, как музейные экспонаты под стеклом. Впрочем, вопрос этот сложный, и как-нибудь я к нему вернусь. Сейчас же мне пуще всего хотелось покинуть гондолу и податься куда глаза глядят — и откроется мне великое множество чудес.

Здесь, на Синей, можно и не сносить головы, доказательством тому мое совсем некрасивое бегство под неприступную защиту гондолы. Не зевай, брат! Эта планета — чужая, и ей все едино: совершенен ты или примитивен. Здесь свои законы. Здесь все настоящее. Я всегда хотел настоящего.

Еще в школе Первой ступени, когда мне было девять лет от роду, я нашел в старой книге слово «кулачки». Меня это слово заинтересовало, начались поиски, и выяснилось следующее. Наши предки по праздникам (часто просто по субботам) сходились улица на улицу и били друг друга в незащищенные места кулаками (отсюда и слово «кулачки»). Никаких ограничений. И два правила: пятаки (медные монеты) в ладонь не зажимать, лежачего не бить. А что, если попробовать? Я прочитал однокашникам на досуге лекцию про кулачки и пламенно призвал воспроизвести древнее ристалище в натуре. У меня спросили:

— Цель эксперимента?

— Предки, — ответил я, — метили по сопатке (передняя часть лица) и пускали друг другу юшку, то есть кровь.

Это неэстетично, конечно, зато предки, испытывали боль, знали чувство торжества и горечь поражения.

Меня не поняли. Тогда я вызвал на поединок самого крупного из компании румяноликого Клода. Я сказал толстому Клоду, любителю кондитерских изделий, что он, в сущности, тепличное существо, продукт цивилизации, не ведавшей настоящих трудностей и, несмотря на разницу в физической силе, я пущу ему юшку, потому что на основании древних источников воспитываю в себе жажду борьбы. Клод доел торт, утер губы и заявил, что готов ради любопытства помахать кулаками. Я показал ему боевую стойку, мы попрыгали, как петухи, и я ударил, согласно предписанию, по сопатке, из носа моего неповоротливого противника хлынула кровь. Именно с того самого момента, я считаю, жизнь моя покатилась особицей…

— «Комета». Вызываю «Комету»!

— Слушаю тебя, Ло.

— Эта наша связь — последняя, капитан. Через два часа моя аппаратура вас уже не достанет.

— Да, Ло, не достанет.

— Как ваши дела, капитан?

— У нас все нормально. Рассказывай, как у тебя? Мозг уже кое-что сообщил нам. Твои личные впечатления?

— Здесь нескучно, капитан.

— Мы посоветовались, Ло…

— И решили меня вернуть, пока есть возможность, не так ли?

— Примерно так.

— Вы боитесь за мою жизнь?

— Да.

— Я ведь авантюрист, капитан?

— И такие слова были сказаны.

— Жизнь моя немного стоит, а зла я никому не причиню. Вы мне верите?

— Я — да. Верю.

— Этого вполне достаточно. Прощайте, капитан.

— До встречи. Все шлют тебе самые наилучшие пожелания, и никто тебе не завидует, Ло.

— Ничего, капитан, справлюсь. Прощайте.

Неласково я с ним обошелся, но они уже, пожалуй, привыкли к моей бесцеремонности и приняли все за должное, а мне впервые после того, как я покинул «Комету», сделалось тоскливо; одиночество — это ведь непросто, это, кажется, настоящее испытание.

— Голова, — позвал я, — Чем занят?

— Наблюдаю, анализирую.

— Зонды посланы?

— Нет. Пока опасно.

— Что было вначале — курица или яйцо.

— Яйцо.

— А оно откуда взялось?

— Из курицы.

— А курица откуда взялась?

Последовала пауза.

— Надо посчитать. Это срочно?

— Не очень.

— Хорошо. Разгружусь — посчитаю.

— Валяй… Связь с «Кометой» держишь?

— Держу. Никаких указаний не будет?

— Нет.

Глава вторая