со своей позиции я мог бы положить обоих буквально одной очередью. Только убивать в мои планы пока не входило. Одно дело спокойно уйти по-английски и совсем другое — расстреливать в спину людей, с которыми я вчера еще ел из одного котелка. Для одиночки репутация порой ценнее денег и до сих пор мне удалось ее сберечь.

Позиция, по правде говоря, была так себе — я стоял за углом трансформаторной будки, и не заметили они меня только потому, что смотрели в другую сторону. Те еще бойцы, прости господи. Каждый из них предпочел бы укрыться в каменном сарае, таком заманчиво надежном и непробиваемом, потому и от меня они ждали такой же глупости — забиться в каменный мешок, выходы из которого так легко перекрыть.

Лапоть остался снаружи — контролировал ворота. Пшено, спотыкаясь и чересчур осторожничая, крался вдоль стенки, чтобы взять на мушку ту сторону. Селезень и Локоть осторожно продвигались вперед, вполне грамотно выцеливая южные выходы. Стволы наперевес, крадутся, понимаешь ли, спецназ недоделанный…

Я поднял камушек поменьше из тех, что щедрой россыпью валялись под ногами, и бросил его в проем ближайших ворот. Получился негромкий, но отчетливый «брякс». Сомнения в моем местонахождении у них пропали окончательно: эти двое резво обошли входной проем и встали по краям — мышеловка захлопнулась, только мыши в ней не было. Теперь и Селезень и Локоть стояли ко мне боком. Могли бы, между прочим, и заметить…

Это был самый рискованный момент — мы стояли на таком расстоянии, что превосходство в количестве стволов было важнее умения стрелять. Шаг, шаг, еще шаг…. Не услышали. Не заметили. Я уперся в стену и начал смещаться вдоль нее к пролому. Спина под ранцем и броней была уже совсем мокрой.

Я перенес наружу левую ногу, еще секунда — и ушел бы, выход из Долины был вполне свободен и близок. Пока они разберутся, кто где стоял, я успею уйти достаточно далеко, чтобы не беспокоиться о выстрелах в спину…

И тут Селезень заговорил, едва ли не впервые на моей памяти…

— Эй, Ботаник! — Гаркнул он — бросай, сука, ствол сюда. Мы тебя не больно застрелим! Мы тебя живым сдадим…

Он неожиданно шагнул в проем и выдал от пояса очередь в полмагазина, целясь куда-то ниже пояса, отскочил назад и снова замер слева от входа. В сарае шуршала осыпающаяся со стен штукатурка, и этот звук окончательно убедил их в том, что я внутри. Лапоть уже бежал от ворот, торопясь обойти сарай и поддержать оставшегося в одиночестве Пшена. Меня неприятно поразила готовность, с которой эти уроды, еще вчера с раскрытым ртом слушавшие мои рассказы, сегодня спешили меня же прикончить в угоду своим ненавидимым боссам. Видимо поэтому я не бросил их тут караулить пустое строение, а застыл в своем укрытии, дожидаясь продолжения. И дождался….

— Эй, Ботаник! — Снова подал голос Селезень. — А ты знаешь, как плакал перед смертью твой дружок Монах? Просил по-честному добить, обещал все свои захоронки отдать, только говорит, не кидайте меня, братцы, в аномалию. Ты думаешь, он у нас так просто помер? Хочешь как он? Ну и сиди там, на здоровье, куда ты денешься!

Он опустил на секунду оружие и включил рацию, какими мы пользовались между собой для связи — в пределах Долины это было удобнее, чем общаться по сети через КПК.

Но сказать ничего не успел. Первая пуля ударила его в плечо, разворачивая ко мне лицом, а следующие две пошли выше, превращая это самое лицо в мешанину из костей и мозгов. Громко лязгнул в падении его автомат, сползло по стенке тело, дважды дернулась левая нога, и Селезня не стало.

Локоть стоял рядом с ним весь белый и перекошенный, за свой «моссберг» он держался только чтобы не упасть, и такая меня вдруг брезгливость одолела, что оставшиеся патроны я расстрелял не в него, а в то, что еще минуту назад было Селезнем. Оставшиеся двое вышли сами, и ни один не попытался не то что выстрелить в меня, а даже просто убежать. Встали в ряд, стволы смотрят в землю — меня буквально оторопь взяла.

Монолит Великий и Меченый Мученик — кого ж ты нам набрал на смену, Глыба? Что ж такое с ними Калым сотворил, что они теперь людей больше смерти бояться?! Но оторопь оторопью, а руки действовали сами: я сменил магазин и взял всех троих на прицел.

— Он правду сказал? Насчет Монаха? — я стволом указал на покойного Селезня.

— Не знаю… — ответил шепотом Локоть.

Я выстрелил, целясь поверх его головы. Пуля прошла выше, но сноп огня, летящий практически в лицо, привел их в нужное мне состояние.

— Я слышал, — торопливо ответил Лапоть. — Вчера Селезень с Калымом базарил. Говорил, что вот с Монахом разобрались, хорошо б теперь и Ботаника в какую-нибудь «жарку» уронить. А Калым сказал, что незачем, Ботаник и так уже вещи пакует. Уйдет он, тогда и возьмешь его где-нибудь возле хутора, если руки так чешутся…

— Идите…

И они пошли, даже оглянуться не посмели. А я остался стоять, мучительно жалея, что выстрелил так неудачно. В ноги надо было бить, по коленям! Вот я бы с ним тогда поговорил…. Я нагнулся и начал обшаривать труп. Рыться голыми руками в рваных тряпках, пропитанных еще несвернувшейся кровью, мне уже не было противно. И я нашел ее, любимую монаховскую фляжку, с которой он не расставался ни на минуту. Пули продырявили ее в двух местах, но кое-что там еще осталось, и я старательно допил ее — противную, дешевую, обильно смешанную с кровью водку, — помянув разом и Монаха, и Крота, и всех, кого я тут успел потерять.

Призывно пискнула рация, так и оставшаяся включенной. Я осторожно взял ее в руки, отжал скользкую от крови клавишу. Голос Калыма звучал очень ясно.

— Але, Селезень! Ты оглох, или ох. л, я не понял? Что у вас там за стрельба стоит? Ты что, не въехал — Ботаник нам нужен только живой, слышишь?!

Заманчиво было отжать клавишу вниз и порадовать бывшего коллегу свежими новостями. Уверен, что какой-нибудь Стрелок — то есть не тот Стрелок, что реально топтал Зону пару лет назад, а одноименный киногерой, украсивший парочку культовых блокбастеров, — так бы и сделал. А потом вернулся бы на базу и в одиночку разобрался бы и с Калымом, и с Глыбой и с десятком других, не имеющих прямого отношения к делу. Но первая волна бешенства уже ушла, оставив металлический привкус во рту. Ей на смену пришел трезвый расчет, выработанный годом вольной жизни.

Поэтому я кинул рацию обратно владельцу и пошел через пролом в стене на выход из Долины. У меня пока еще были все шансы выйти из этой переделки живым, а разборки от меня не уйдут.

Как только я отошел от сараев метров на полсотни, там вдруг началась ужасная пальба. Дважды прогремел автомат, в ответ застучали дробовики. Я насчитал не