ненавидел зиму. Он промочил ноги, у него болела голова, в пояснице стреляло, но работа есть работа. Он позвал Фишер, помахал на прощание детям и обреченно вышел на мороз. Первое, что он увидел на улице, был Хорек Бенни, уже успевший где-то раздобыть плащ, а теперь подзывавший носильщиков с портшезом. Хок и Фишер переглянулись и подошли к нему. Бенни заметил их, и на его лице ясно отразилось желание убежать, но он пересилил себя и даже смело выпрямился во весь свой непрезентабельный рост.

— Бенни, — скучным голосом произнес Хок. — Что ты здесь делаешь?

— Меня отпустили, — торопливо ответил Хорек, перебегая взглядом с Хока на Фишер и обратно. — Все обвинения сняты. Официально. Я же говорил вам, что у меня есть дру…

Хок и Фишер взяли Бенни под белы ручки и понесли его в ближайшую темную подворотню. Бенни дрыгал ногами и пытался кричать, что, однако, мало помогало ему.

Когда Хорька поставили на землю, он попробовал бежать, но Хок взял его одной рукой за шиворот, поднял и прижал к стене. Бенни вытаращил глаза и, казалось, потерял дар речи — Хок прижал еще сильнее.

— Никто не избежит наказания, когда обвинение выдвигаем мы, Бенни. Мне плевать на твоих друзей. Ты виновен, и суд состоится.

— Ваши обвинения не будут приняты, — пискнул Бенни. — Судьи отпустят меня, вот увидите.

Хок вздохнул.

— Ты не понимаешь, Бенни. Если мы тебя отпустим, остальные подонки подумают, что им тоже все сойдет с рук, а ведь это плохо, правда? Вот почему ты сейчас же вернешься в штаб и признаешь себя виновным, ну, а если нет, мы с Фишер будем наперебой изобретать способы, как бы сделать тебе побольней.

— Обвинение не может строиться на основании одного признания.

— Тогда надо подумать о дополнительных доказательствах.

Бенни посмотрел на неумолимое лицо Хока, потом взглянул на Фишер. Она равнодушно чистила ногти огромным ножом. Бенни с трудом сглотнул. Он внезапно поверил во все страшные слухи о Хоке и Фишер. Хок вежливо кашлянул, и Бенни чуть не вскрикнул от неожиданности.

— Бенни…

— Я хотел бы сделать признание, капитан Хок, — в голосе Хорька Бенни слышались истерические нотки.

— Ты можешь отказаться…

— Нет, нет, я признаюсь.

— Но ведь юридически это вовсе не обязательно.

— Пожалуйста, разрешите мне сознаться!

— Молодец, — сказал Хок, опуская его на землю. — Всегда приятно встретить законопослушного гражданина, который верит в справедливость правосудия. Теперь иди и сделай это, пока все мы в таком хорошем настроении.

Бенни опрометью бросился обратно в штаб. Фишер улыбнулась и убрала такой страшный нож. Двое Стражей неторопливо направились патрулировать свой район на Северной окраине.

Образ жизни Северной окраины определяли преступность и нищета. Стычки между наркобандами из-за сфер влияния, в которых погибали случайные прохожие, бытовые убийства, изнасилования, ограбления были здесь обычным делом. Двери домов открывались только по паролю. Воздух, пропитанный дымом многочисленных фабрик, раздирал горло. Добавляли ароматы и помои, которые выплескивались прямо на улицу. Непривычный человек с трудом мог дышать в такой атмосфере.

Хок и Фишер шли по узким улицам, кивая знакомым, то и дело мелькавшим в толпе. Темп жизни на Северной окраине был бешеным, конкурент всегда дышал в затылок, но Хок и Фишер редко торопились. Они старались не пропустить ничего из того, что творилось вокруг. На Северной окраине они работали уже пять лет, но, несмотря на их усилия, здесь мало что изменилось. Число преступников росло из года в год. В глубине души и Хок и Фишер знали, что зло искоренить невозможно, и лучшее, что они могли сделать — выжить бандитов из этого района. В присутствии Стражей все шло более или менее прилично, но они не могли находиться одновременно везде. Хок и Фишер часто говорили о том, что хорошо бы бросить эту собачью работу, но на самом деле никто из них так не думал. Они не могли сдаться. Лучше маленькая победа, чем большое поражение.

Мокрые от снега кучи мусора красовались в грязных лужах, и прохожим нередко приходилось раздумывать, куда поставить ногу. Мусоровоз приезжал всего лишь раз в месяц и только под охраной. Нищих, питавшихся отбросами, сейчас не было видно. Зима выгнала их с улицы. Но уличный бизнес, несмотря на холод, процветал.

Внезапно Хок и Фишер услышали телепатический звук флейты, это звучал сигнал колдуна — глашатая Стражи. Они остановились послушать, что еще стряслось плохого. Срочные новости всегда оказывались плохими. Все приятное могло подождать до их возвращения в штаб. Нежная мелодия резко оборвалась, и в их головах зазвучал пронзительный голос колдуна из штаба:

«Внимание Стражам Северного сектора. Беспорядки в таверне «Скрещенные Мечи» в Героиновом тупике. Есть убитые и раненые. Пострадали двое констеблей.

Соблюдать чрезвычайную осторожность, зачинщики беспорядков используют шакал».

Хок и Фишер побежали, разбрызгивая мокрый снег. Героиновый тупик находился в четырех кварталах от них. Там могло произойти немало нежелательного, если Стражи промедлят с подмогой. Впрочем, судя по сообщению, многое уже произошло.

Хок мысленно чертыхнулся. Беспорядки опасны и сами по себе, даже без наркотиков.

Шакал был новинкой на улицах Северной окраины. Его относительно дешево мог произвести каждый, кто хоть немного знал алхимию. Наркотик обладал способностью пробуждать в человеке животные инстинкты. Он обострял восприятие и одновременно отключал все центры контроля за поведением. Шакал освобождал зверя, дремлющего в подсознании у каждого. Кроме того, он увеличивал физическую силу, разжигал свирепость и ускорял реакцию, делая принявшего наркотик человека практически непобедимым. При длительном использовании шакал полностью разрушал нервную систему, приводя к параличу, сумасшествию и смерти. Но на Северной окраине многие отказывались от безнадежного будущего в пользу жестоких радостей настоящего.

Хок и Фишер свернули за угол и оказались в Героиновом тупике. Зеваки запрудили узкую улицу, и Стражам пришлось, забыв о правилах хорошего тона, прокладывать себе дорогу сквозь толпу. Любопытные наблюдали за происходящим с безопасного расстояния. Таверна «Скрещенные Мечи» снаружи выглядела совершенно мирно.

На ее ступеньках сидел констебль, прижимая платок к скверно выглядевшей скальпированной ране. Половина его лица была залита кровью. Увидев капитанов, констебль попытался подняться на ноги, но Хок жестом разрешил ему сидеть.

— Что случилось?

Констебль облизал сухие губы.

— Мы с напарником первыми примчались сюда по тревоге. В таверне