поразбивались, — доложил он.

— Я иду на палубу! — решительно сказала Ольга.

В конце коридора показался темный вал воды. Капитан глухо приказал:

— Задраить дверь.

Механик нажал на одну из кнопок на малом пульте. Массивная овальная дверь из пенометалла мягко и бесшумно захлопнулась.

— Продуйте носовые отсеки, — снова приказал капитан. — Всплывем — тогда разберемся, кто там расшибся.

Механик нажал на большом пульте четыре кнопки, но тут же над ними вспыхнули рубиновые точки.

— Продувка не работает, — с беспокойством произнес механик и посмотрел на стрелку дифферентометра, но и без прибора все ясно чувствовали, что отсек медленно клонится в сторону герметической двери.

— Продувайте следующие! — резко произнес капитан. — Подавайте воздух в любые отсеки, но удержите танкер на плаву.

Капитан надеялся, что продувкой цистерн, если она удастся, танкер можно будет заставить всплыть. Иначе под килем на глубине шести километров всех ждет мертвый покой океанского дна.

— Помогите, Ольга Ивановна, — попросил механик Осокину. — Вы знаете систему лучше меня.

Молодая женщина шагнула к пульту. Сосредоточенно оглядев его, она нажала две кнопки. Рубиновые лампочки не вспыхнули, но не показались и зеленые точки, свидетельствующие о действии продувки.

Ольга, не отрываясь, смотрела на приборы. Сознание мучительно фиксировало цифры, показывающие погружение носа и кормы танкера. Механик едва слышно шептал рядом:

— Двадцать семь, двадцать девять, тридцать пять, тридцать девять… Флаг уже под водой… Сорок один метр…

Молодой матрос, проведя рукой по влажному лбу, спросил, улыбнувшись жалко и растерянно:

— На сколько же нам тут хватит воздуху?

Ему никто не ответил.

Ольга, не отрываясь от пульта, твердо предложила:

— Продуем форпик. Там, кажется, система не нарушена.

От духоты и напряжения у механика по лицу текли струйки пота. Вцепившись левой рукой в поручень, он осторожно нажал кнопку, расположенную в стороне от кнопок продувки отсеков. Всем показалось, что корабль едва заметно вздрогнул. Значит, в форпик уже рвется через дроссельные клапаны сжатый до двухсот атмосфер воздух. Он легко выгонит из форпика воду, увеличит тонн на пятьсот пловучесть носовой части.

— А запас сжатого воздуха не уменьшается, — хмуро показал капитан на главный манометр. — Что это значит?

Ольга, пошатнувшись, с трудом ответила:

— Мы… катимся к вертикали. Теперь ясно: взрывом повредило главный коллектор проводов управления. Этого никто не мог предвидеть.

Отчаянные попытки уменьшить дифферент на нос ни к чему не привели. Люди, закупоренные в тесном отсеке, все ясней понимали, что совершается непоправимое. Не приспособленный к полному погружению, тяжело раненный корабль уходил в глубину. Так прошло четыре часа.

Дышать становилось все труднее.

Жадно глотая душный воздух, Ольга тянулась к выгравированной на листе матового металла схеме аварийной автоматики. По четким линиям и знакам схемы плыли хороводы туманных пятен.

«Ведь это моя система», — тонко жужжал у самого уха Ольги какой-то невидимый прибор. Нет, это не прибор, а где-то в глубине мозга, затуманенного удушьем, бьется мысль.

В памяти вдруг всплыло: инженер Воронов разглядывал первый удачный образец нового судостроительного металла.

— Это чудесно, Ольга! — сказал он, не поднимая головы от окуляров. — Ты видишь — все ячейки правильной эллипсоидальной формы, как и предсказывал Норенко. Вот тебе и путь от никуда не годного губчатого сплава к сплаву с замкнутыми микропустотами. Теперь мы сможем строить замечательные корабли — бензовозы-рефрижераторы.

Воронов выпрямился и, отыскав глазами белевшие у прокатного стана фигуры Норенко и Саакяна, лукаво сказал Ольге:

— Завидная выдержка! Делают вид, что это их не касается.

Воронов тогда улыбнулся и показал самые первые образцы пенометалла. Весь шлиф был изрыт черными пузырчатыми раковинами, обычными газовыми раковинами, с которыми так борются литейщики.

Последние недели Саакян с ожесточением обрабатывал десятки проб присадочных порошков ультразвуком и, наконец, достиг цели. Раскаленный до 1300 градусов порошок оставался неизменным, пока не попадал в сферу ультразвука. Первой своей настоящей удачей Саакян считал опыт, при котором с грохотом взорвало тигель. В лаборатории воздушной волной высадило все стекла, а пламенем смелому экспериментатору повредило его великолепные усы.

Прибывшие к месту происшествия заводские пожарные застали Хачатура Айрапетовича у длинного лабораторного стола за засыпкой присадочного порошка в новый тигель.

— Помощь нужна? — поспешно спросил старший пожарный, оглядывая причиненные взрывом разрушения.

— Благодарю, я сам, — спокойно ответил Саакян. — Я сейчас еще одну такую пробу устрою. Вы держитесь подальше.

Заметив изумление на лице борца с огнем, Саакян расхохотался и успокоил его:.

— Я порцию поменьше сделаю. А стекол в окнах все равно уже нет. Зато какая удача, дорогой мой!

И это действительно была настоящая удача. Предположение Воронова о необходимости увеличить содержание в порошке титана полностью подтвердилось. И каждая крошечная частица порошка, превращаясь мгновенно в газ внутри расплавленного металла, создавала в нем сферическую замкнутую ячейку с прочными стенками, покрытыми сплавом титана. Удалось повысить и качество самого металла, который от сложных присадок приобрел чудесный зеленовато-жемчужный цвет, удивительную прочность.

…Из густой туманной пелены появилось совсем рядом лицо капитана… Он тряс инженера Осокину за обмякшее плечо и хрипло шептал, открывая рот так широко, словно кричал во весь голос:

— Ольга Ивановна… Оч-ни-тесь! Механик хочет продувать напрямую. Напрямую!.. Выдержит трубопровод? Очнитесь, иначе — смерть…

Осокина уже ничего не слышала. Руки ее выпустили край пульта, безжизненное тело скатилось по накренившемуся настилу к противоположной переборке. И вместе с Ольгой в отсеке медленно и мучительно задыхались остальные шесть человек.

Дыхание людей становилось все тише. И никто из них не заметил, как над пультом чуть дрогнули стрелки нескольких приборов. Это далеко наверху над затонувшим танкером промчалось в бешеном вихре пены соединение советских эскадренных миноносцев. В поисках пропавшего танкера эсминцы избороздили весь район океана на много миль вокруг места,