чтобы быть не хуже других, но им ничего не удавалось, все шло вкривь и вкось по причине незримого увечья. В конце концов изъян, в котором нет их вины, навлек на них кару — одиночество, и тогда они уже перестали скрывать свое увечье.
Они везде — на лавке в общественном парке, с бумажным пакетом, из которого торчит горлышко бутылки, под мостами больших городов, на тротуарах, где раскладывают свои пожитки бездомные, в трущобах под мерцающей рекламой, по утрам дожидающиеся открытия бара, — изгои, у которых день начинается и заканчивается ощущением собственного поражения. Подумай, как тебе повезло, ведь тебе не приходилось даже замечать таких, как они, хотя около тебя, рядом, их было полно. Пой хвалу посредственности и радуйся, что не водил дружбу с главарями бунтовщиков. Потому что и в них живет несогласие с законами жизни и несбыточные надежды — такие же, как у тех, кто заведомо был обречен на поражение.
Мы были в гостях у мультимиллионера и, стоя, пили в патио, окруженном шпалерами кустов и газонами. Хозяин жаловался на своих садовников и архитекторов: они все устроили так, что он не мог держать дома животных. Собаки избегали зеленых кустов и травы, словно понимая, что вся зелень здесь выращена с помощью химикалий и что над ней поднимаются вредные испарения.
В другой части сна этого магната упрекали в том, что он принимает у себя представителей второсортных наций — обманщиков и воришек поляков, а также итальянских сутенеров и мафиози. Хотя при этом он достаточно ясно демонстрировал свое превосходство, что, вероятно, послужило причиной дальнейших событий: я ударил его ногой в пах, и от ареста меня спасло только мое прочное политическое положение.
Еще в том же сне мне удалось сформулировать совет начинающим писателям. Есть одна великая тема, ключ, который откроет вам сокровищницу ваших тщательно скрываемых — даже от самого себя — переживаний. Это минуты, когда вы тем или иным образом были унижены. Припомните, припомните — все обиды, которые торчат в вас, как заноза, начните растравлять их и подробно их описывать. Неизвестно, до чего вы докопаетесь, но всего этого окажется много, и в любом случае эта несколько мазохистская операция принесет вам облегчение.
Вообще-то мы не должны были бы существовать. Я говорю не о каком-то там большом соборном «мы», пусть это будем только ты и я. Пустим в ход воображение, чтобы на минуту увидеть обстоятельства и условия жизни наших родителей, затем дедов, затем прадедов и дальше вспять. Окажись даже среди них богачи и аристократы, они бы жили в такой грязи и вони (ведь тогда так жили все), что нас, привыкших к душу и унитазу, это бы поразило. Но, скорее всего, они оказались бы бедняками, для которых корка черствого хлеба в голодные времена была бы счастьем. Наши далекие предки мерли как мухи от морового поветрия, то есть эпидемии, от голода, огня и войны, а дети рождались один за другим, но из двенадцати выживали только один-два. И какие племена, какие дикие рожи за спиной каждого из нас, какие камланья, какие кровавые обряды в честь грубо вырезанных из липового ствола богов! Вплоть до наших прапрапрадедов, крадущихся под покровом темного леса с единственным своим оружием, обтесанным камнем, чтобы раздробить им череп врага. Кажется, будто у нас есть только родители, и это все, но ведь они, наши пращуры, существуют, а вместе с ними их увечья, мании, наследственные психические заболевания, сифилис и туберкулез — откуда ты знаешь, что ничего из этого не осталось в тебе? И какова вероятность, что из детей твоего прапрадеда выживет именно тот, кто родит твоего деда? Какова вероятность, что это повторится в следующем поколении?
Одним словом, у нас с тобой шансы появиться на свет именно в этой шкуре были ничтожны, как и у тех, и других, и третьих, в ком соединились гены черт знает каких богатырей и потаскух. Но и то, что весь наш род человеческий продолжает существовать и даже сверх меры расплодился, должно удивлять. Ведь столько всего этому препятствовало — и первобытный лес, населенный более сильными, чем человек, зверями, до сих пор может служить метафорой этой угрозы; добавим сюда вирусы, бактерии, землетрясения, извержения вулканов, наводнения, да и творения его собственных рук: ядерное оружие и загрязнение природы. Уже давно этому виду следовало бы исчезнуть, а он все существует, невероятно стойкий. Тебе и мне выпало на долю быть его представителями, и это заслуживает серьезных размышлений. Которые должны вести к неким выводам, но, очевидно, своим у каждого.
«Как же долго существуют реки!» Подумать только. Где-то там, в горах, бьют родники, струйки стекают по скале, сливаются в ручей, в реку, и она течет столетиями, тысячелетиями. Исчезают племена, народы, цивилизации, а река все существует, хотя и не существует, ведь вода уже другая, сохраняется только ее местоположение и название, словно метафора постоянной формы и меняющегося содержания. Те же самые реки текли в Европе, когда никаких сегодняшних стран не было и не было никаких известных нам языков. Именно в названиях рек сохранились следы исчезнувших племен и их наречий. Но они жили так давно, что ничего определенного тут сказать нельзя, и догадки одних исследователей другим кажутся необоснованными. Неизвестно даже, сколько из этих названий появилось до индоевропейского вторжения, то есть до второго или третьего тысячелетия до нашей эры. Наша цивилизация отравила воды рек, и их загрязнение исполнилось сильного эмоционального смысла. Если течение реки символизирует время, то мы склонны думать об отравленном времени. Но ведь родники продолжают бить, и мы верим, что время очистится. Мне нравится, как текут реки, и я хотел бы поверить водам свои грехи, чтобы их унесло в море.
Ключ
Мы были в гостях у мультимиллионера и, стоя, пили в патио, окруженном шпалерами кустов и газонами. Хозяин жаловался на своих садовников и архитекторов: они все устроили так, что он не мог держать дома животных. Собаки избегали зеленых кустов и травы, словно понимая, что вся зелень здесь выращена с помощью химикалий и что над ней поднимаются вредные испарения.
В другой части сна этого магната упрекали в том, что он принимает у себя представителей второсортных наций — обманщиков и воришек поляков, а также итальянских сутенеров и мафиози. Хотя при этом он достаточно ясно демонстрировал свое превосходство, что, вероятно, послужило причиной дальнейших событий: я ударил его ногой в пах, и от ареста меня спасло только мое прочное политическое положение.
Еще в том же сне мне удалось сформулировать совет начинающим писателям. Есть одна великая тема, ключ, который откроет вам сокровищницу ваших тщательно скрываемых — даже от самого себя — переживаний. Это минуты, когда вы тем или иным образом были унижены. Припомните, припомните — все обиды, которые торчат в вас, как заноза, начните растравлять их и подробно их описывать. Неизвестно, до чего вы докопаетесь, но всего этого окажется много, и в любом случае эта несколько мазохистская операция принесет вам облегчение.
Предки
Вообще-то мы не должны были бы существовать. Я говорю не о каком-то там большом соборном «мы», пусть это будем только ты и я. Пустим в ход воображение, чтобы на минуту увидеть обстоятельства и условия жизни наших родителей, затем дедов, затем прадедов и дальше вспять. Окажись даже среди них богачи и аристократы, они бы жили в такой грязи и вони (ведь тогда так жили все), что нас, привыкших к душу и унитазу, это бы поразило. Но, скорее всего, они оказались бы бедняками, для которых корка черствого хлеба в голодные времена была бы счастьем. Наши далекие предки мерли как мухи от морового поветрия, то есть эпидемии, от голода, огня и войны, а дети рождались один за другим, но из двенадцати выживали только один-два. И какие племена, какие дикие рожи за спиной каждого из нас, какие камланья, какие кровавые обряды в честь грубо вырезанных из липового ствола богов! Вплоть до наших прапрапрадедов, крадущихся под покровом темного леса с единственным своим оружием, обтесанным камнем, чтобы раздробить им череп врага. Кажется, будто у нас есть только родители, и это все, но ведь они, наши пращуры, существуют, а вместе с ними их увечья, мании, наследственные психические заболевания, сифилис и туберкулез — откуда ты знаешь, что ничего из этого не осталось в тебе? И какова вероятность, что из детей твоего прапрадеда выживет именно тот, кто родит твоего деда? Какова вероятность, что это повторится в следующем поколении?
Одним словом, у нас с тобой шансы появиться на свет именно в этой шкуре были ничтожны, как и у тех, и других, и третьих, в ком соединились гены черт знает каких богатырей и потаскух. Но и то, что весь наш род человеческий продолжает существовать и даже сверх меры расплодился, должно удивлять. Ведь столько всего этому препятствовало — и первобытный лес, населенный более сильными, чем человек, зверями, до сих пор может служить метафорой этой угрозы; добавим сюда вирусы, бактерии, землетрясения, извержения вулканов, наводнения, да и творения его собственных рук: ядерное оружие и загрязнение природы. Уже давно этому виду следовало бы исчезнуть, а он все существует, невероятно стойкий. Тебе и мне выпало на долю быть его представителями, и это заслуживает серьезных размышлений. Которые должны вести к неким выводам, но, очевидно, своим у каждого.
Реки
«Как же долго существуют реки!» Подумать только. Где-то там, в горах, бьют родники, струйки стекают по скале, сливаются в ручей, в реку, и она течет столетиями, тысячелетиями. Исчезают племена, народы, цивилизации, а река все существует, хотя и не существует, ведь вода уже другая, сохраняется только ее местоположение и название, словно метафора постоянной формы и меняющегося содержания. Те же самые реки текли в Европе, когда никаких сегодняшних стран не было и не было никаких известных нам языков. Именно в названиях рек сохранились следы исчезнувших племен и их наречий. Но они жили так давно, что ничего определенного тут сказать нельзя, и догадки одних исследователей другим кажутся необоснованными. Неизвестно даже, сколько из этих названий появилось до индоевропейского вторжения, то есть до второго или третьего тысячелетия до нашей эры. Наша цивилизация отравила воды рек, и их загрязнение исполнилось сильного эмоционального смысла. Если течение реки символизирует время, то мы склонны думать об отравленном времени. Но ведь родники продолжают бить, и мы верим, что время очистится. Мне нравится, как текут реки, и я хотел бы поверить водам свои грехи, чтобы их унесло в море.