Хотя и неполная, но все-таки установившаяся после 1905 года гласность сделала обществен-ное мнение самостоятельной силой, с которой властям приходилось считаться.

30 ноября 1911 года, в петербургской газете "Речь" появилось обращение "К русскому обществу", с подзаголовком "По поводу кровавого навета на евреев". Среди подписавших имена Александра Блока и Максима Горького, академика Вернадского и известного философа и социолога, члена государственного Совета М. М. Ковалевского, профессора Туган-Барановского и Петра Струве, П.Н.Милюкова и Александра Бенуа, В.И.Немировича-Данченко и Мережковского, Зинаиды Гиппиус и десятки других имен, составлявших славу и гордость России. Это были люди разных политических ориентации, нередко они жестко полемизировали друг с другом; и в том, что они объединились в стремлении дать отпор антисемитизму, главная заслуга принадлежала Владимиру Короленко.

Еще за двадцать лет до этих событий, когда писатель и религиозный философ Владимир Соловьев пытался организовать коллективный протест против травли евреев, Короленко был среди тех, кто горячо одобрил эту инициативу и поставил свою подпись под обращением. Он считал, что травля евреев всегда сопровождается пошлостью и "забвением лучших начал литературы".

В 1903 году, после страшного кишиневского погрома, Короленко не только выступил с протестом — это сделали многие русские писатели, — но он единственный поехал в Кишинев,

19

пробыл там несколько дней и написал превосходный очерк "Дом №13".

В 1905 году, в Полтаве, Короленко, рискуя собственной жизнью предотвратил еврейский погром: вышел к толпе вооруженных дрекольем пьяных хулиганов и уговорил их разойтись по домам. А в 1908 году, в статье "Бытовое явление", написанной с такой силой, что над ней плакал Лев Толстой, наряду с другими невинными жертвами скорострельного правосудия, он вывел еврея, приговоренного к смертной казни за убийство, которого не совершал. Судебная ошибка произошла потому, что антисемитски настроенные судьи не приняли во внимание показания многих свидетелей-евреев.

Короленко не только организовал сбор подписей под обращением "К русскому обществу", но и написал это обращение. Оно начиналось так:

"Во имя справедливости, во имя разума и человеколюбия, мы поднимаем голос против вспышки фанатизма и темной неправды.

Исстари идет вековечная борьба человечности, зовущей к свободе, равноправию и братству людей, с проповедью рабства, вражды и разделения. И в наше время, — как это было всегда, — те самые люди, которые стоят за бесправие собственного народа, всего настойчивее будят в нем дух вероисповедной вражды и племенной ненависти. Не уважая ни народного мнения, ни народных прав, готовые подавить их самыми суровыми мерами, — они льстят народным предрассудкам, раздувают суеверие и упорно зовут к насилиям над иноплеменными соотечественниками".12

Короленко редко бывал доволен своими творениями, но об этом обращении он написал жене: "Кажется, вышло изрядно".

Публикация вызвала широкий отклик в стране. Во многих газетах, центральных и местных, стали появляться индивидуальные и коллективные письма, в которых самые разные люди заявляли, что присоединяются к обращению.

В журнале "Русское Богатство" Короленко опубликовал большую статью "К вопросу о риту-альных убийствах". С глубоким знанием дела он опроверг утверждения черносотенной прессы, будто убийства христианских младенцев испокон веку совершались евреями по предписанию их религии.

20

Короленко привел многочисленные данные о средневековых процессах, при которых признание в совершении ритуальных убийств вырывалось нечеловеческими пытками. Он цитировал указы королей и буллы римских пап, рескрипты русских царей и решения Государст-венного Совета, в которых строго запрещалось приписывать евреям ритуальные убийства, как заведомо ложные и питаемые суеверием.13

Когда подошло время суда над Бейлисом, Короленко предложили принять в нем участие в качестве защитника.

Как вспоминает знаменитый адвокат Оскар Грузенберг, выслушав это предложение, Короленко вдруг сразу постарел и обмяк.14 Он вспомнил другое дело, в котором ему однажды приходилось играть роль защитника. Оно было во многом похоже на дело Бейлиса: вотяков-удмурдов обвиняли в человеческом жертвоприношении своим языческим богам, что, естественно, должно было опорочить весь удмурдский народ. Владимиру Короленко, вместе с другими защитниками, удалось тогда вырвать у присяжных оправдательный приговор. Но стоило ему это слишком дорого. Много лет потом его мучила тяжелая депрессия, осложнившаяся стойкой бессоницей. С тех пор прошло почти двадцать лет. Короленко уже перешагнул порог старости и опасался, что еще один подобный процесс просто не выдержит.

Врачи настаивали, чтобы он вообще не ездил в Киев, однако в первый же день процесса он появился в ложе прессы и затем посещал заседания (а они нередко затягивались за полночь) исправнее многих должностных лиц.

Статьи Короленко, написанные в дни процесса, привлекали к себе внимание не только живостью стиля, но и глубиной анализа, умением видеть суть там, где другие не шли дальше внешней описательности. Подлинной сенсацией стала статья Короленко "Господа присяжные заседатели".15

Короленко доказал, что состав присяжных, на которых легла обязанность вынести приговор Бейлису, подобран мошенническим путем, так что из двенадцати человек десятеро — безграмот-ные крестьяне, а двое — полуграмотные мелкие чиновники. Цель подтасовки состояла в том, чтобы запутать присяжных:

21

ведь им приходилось не только выслушивать показания свидетелей, но и следить за спором ученых экспертов, обсуждавших сложнейшие вопросы медицины, психиатрии, теологии, толкова-ния исторических и религиозных текстов. Даже образованным людям разобраться во всем этом было бы непросто, тем более — безграмотным мужикам.

В этой же статье Короленко давал понять, что образовательный ценз был не единственным критерием мошеннического подбора присяжных. Власти позаботились и о том, чтобы среди них были люди, заранее предубежденные против евреев.

Впоследствии Короленко получил достоверные сведения, что из двенадцати присяжных пятеро были членами Союза русского народа, а позже, после февраля 1917 года, когда были открыты секретные архивы, стало известно и то, чего писатель предвидеть не мог. Департаментом полиции была установлена слежка за присяжными. Во время процесса их обслуживал переодетый жандарм, который доносил о каждом их слове.16

А когда, несмотря на все