понимает чувства Ирены, печально наклонила голову.
— Умоляю, выслушай меня, — снова заговорил он, — уверяю тебя, это лучшая новость на свете…
— Лучшая новость! — Ирена гневно вскинула голову. — Да неужели ты не понимаешь, что есть единственное средство вернуть меня в этот мир! Но оно из области фантастики… Если бы я могла раскопать могилу Хермана, откинуть гробовую крышку и вдохнуть в него заново жизнь — вот была бы лучшая новость в моей жизни! Я бы согласилась, вдохнув в него жизнь, тут же лечь заживо на его место и пусть бы меня закопали! Простите меня, что я испортила всем вам праздник своими слезами, — голос Ирены и вправду сорвался на рыдания.
— Раскапывать могилу нет нужды. — Это вступил в разговор Темес, до сих пор молчавший. — В этой могиле лежит другой человек. Ваш муж жив, сеньора.
Его слова поразили присутствующих как громом. Все на секунду застыли, словно боялись неосторожным жестом спугнуть эти волшебные слова. И только Мартика вдруг неожиданно для всех закричала:
— Это правда! Я знаю, это правда! Мой папа жив!
Ирена зажала уши руками.
— Молчите, — страшным голосом прошептала она, — молчите, Темес… Чего еще вы добиваетесь от меня таким диким образом? Для чего вы пытаете меня? Зачем так чудовищно лжете? Какую цель имеет этот изуверский шантаж?
Пелука подошла к ней и отвела руки Ирены, положив их себе на плечи.
— Выслушай его, Ирена, — сказала она. — Этот человек говорит правду. Херман Гальярдо не умер. Он жив!
— Не сводите меня с ума, — простонала Ирена, опускаясь на колени. — Нет, не надо… Я своими глазами видела, как ему проломили голову…
— Да, он был ранен, но остался жив, — снова заговорил Карлос. — В этом деле была замешана Ярима… Она устроила так, что мы все решили, будто Херман погиб. Но в огне сгорел другой человек.
— Нет, нет, нет! — Ирена, как безумная, молотила кулаками по полу. — Нет, это неправда! Что вам всем от меня нужно? Зачем вы мне лжете! Я могла бы поверить в это неслыханное счастье только в одном случае — если бы мой муж сейчас вошел в эту комнату…
— Ирена, — Карлос осторожно оторвал ее от пола, поднял и прижал к себе. — Ну а если ты услышишь его голос, ты поверишь нам?
— Голос с того света… — Ирена, отпрянув от Карлоса, умоляюще заглянула ему в лицо.
В это время Портас, единственный человек, наблюдавший за всей этой картиной с невозмутимым спокойствием, поднес к Карлосу телефон. Трубку он уже держал на весу.
— Херман на проводе, — тихо сказал он Карлосу. — Я уже предупредил его, что сейчас с ним будет говорить жена.
Карлос чуть ли не силой прижал трубку к уху Ирены.
И вдруг голос, пронзивший ее, как молния, произнес:
— Ирена, Ирена, любимая моя… Это я, твой Херман.
— Пойдемте все ко мне, — проговорила Эстела, — прокурор, вы должны нам все рассказать.
— Что же ты молчишь, родная моя? — Ирене казалось, из трубки на нее проливалась райская музыка. — Я не молчу. Я покрываю трубку поцелуями. Я хочу поцеловать твой голос. Он, как солнечный луч, только скользит по моим губам… но какое тепло, Херман! Ко мне как будто возвращается жизнь. — Ирена бормотала, как помешанная. Ей казалось, что вокруг нее стремительно вращаются какие-то светила, рассыпая искры по всему свету, видимому и невидимому. — Но где ты, любимый мой? Я хочу видеть тебя, слышать, осязать… — Девочка моя, я сейчас в Мадриде. Прости, не сумел известить тебя раньше, что я жив… — Ты приедешь? — нетерпеливо перебила его Ирена. — Милая, на мне лежит один долг, и я должен его выполнить. Из-за меня погибла Ярима. — Херман сделал паузу, ожидая расспросов Ирены, но их не последовало. Ирена жадно внимала каждому его слову. — Она закрыла меня от пули собственным телом. Похороны будут в Риме, там живет ее сестра Вероника. Я полечу в Рим, похороню Яриму и вернусь к вам, родные мои… Я так соскучился по тебе, по детям… — Я лечу с тобой, — вырвалось у Ирены, но она тут же поправилась. — То есть я немедленно закажу себе билет до Рима. Ты согласен? — Согласен ли я! Конечно, родная моя! Но, может быть, с тобой кто-нибудь еще полетит? У тебя такой слабенький голосок, мне тревожно за тебя… — Кто может полететь со мной? — и тут же услышала голос Пелуки: — Я полечу с тобой, Ирена.
Давно уже под крышей особняка Эстелы ди Сальваторе не собиралось столько счастливых людей. Дети как угорелые носились из комнаты в комнату и на кухню, влезая в разговоры взрослых, но их никто не одергивал. Мартика прибежала к Ирене, Эстеле и Пелуке, занятым упаковкой вещей для предстоящего отъезда в Рим, с сообщением, что бабушка Фьорелла восприняла известие о воскрешении Хермана из мертвых с великой радостью и заявила, что отныне ни одно в жизни испытание не сможет поколебать ее веры в великое милосердие Господне. На кухне завершались приготовления к пышному застолью. Эстела высказала мысль, что следовало бы пригласить на пир Темеса и Портаса, но Карлос возразил против этого, сказав, что благодаря ретивому прокурору он вынужден был много дней есть тюремную пищу. Ана Роса изъявила пожелание немедленно отправиться в клинику, где лежит Галаррага, чтобы от имени семей ди Сальваторе и Гальярдо морально поддержать его и принести ему кое-какой снеди с пиршественного стола. Пока Пелука с Эстелой собирали иренин чемодан, Карлос с Амалией решали, что им делать дальше. — Мне надо бы поехать в Испанию, — говорил Карлос, — необходимо завершить кое-какие сделки. Но как-то неловко оставлять сейчас Эстелу, которая столько для нас всех сделала, одну… — Тебя беспокоят только сделки? — лукаво усмехнулась Амалия. Карлос ответил ей такой же ласково насмешливой улыбкой. — От тебя ничего не утаишь. Ну да, я хочу повидать Валерию. Амалия кивнула в сторону телефона. — А не поговорить ли вам прямо сейчас? Я, как тактичная мать, могу удалиться, сославшись на какое-нибудь неотложное дело. — Например? — взяв ее лицо в ладони, спросил Карлос. — Ну, пойду посмотрю, не переложит ли на радостях Онейда цукатов в торт… — Это действительно очень важное и неотложное дело, — подхватил Карлос. — А главное — предлог-то какой хороший, чтобы выйти из гостиной, — добавила Амалия, удаляясь. — Между прочим, я не против, если цукатов окажется много, — уже набирая номер телефона, крикнул ей вслед Карлос. Услышав в трубке голос Валерии, он вдруг почему-то растерялся, как мальчишка, и некоторое время не мог вымолвить ни слова. Валерия уже было решила, что кто-то ошибся номером, и хотела повесить трубку, как услышала наконец голос Карлоса: — Это я. Валерия немедленно
— Что же ты молчишь, родная моя? — Ирене казалось, из трубки на нее проливалась райская музыка. — Я не молчу. Я покрываю трубку поцелуями. Я хочу поцеловать твой голос. Он, как солнечный луч, только скользит по моим губам… но какое тепло, Херман! Ко мне как будто возвращается жизнь. — Ирена бормотала, как помешанная. Ей казалось, что вокруг нее стремительно вращаются какие-то светила, рассыпая искры по всему свету, видимому и невидимому. — Но где ты, любимый мой? Я хочу видеть тебя, слышать, осязать… — Девочка моя, я сейчас в Мадриде. Прости, не сумел известить тебя раньше, что я жив… — Ты приедешь? — нетерпеливо перебила его Ирена. — Милая, на мне лежит один долг, и я должен его выполнить. Из-за меня погибла Ярима. — Херман сделал паузу, ожидая расспросов Ирены, но их не последовало. Ирена жадно внимала каждому его слову. — Она закрыла меня от пули собственным телом. Похороны будут в Риме, там живет ее сестра Вероника. Я полечу в Рим, похороню Яриму и вернусь к вам, родные мои… Я так соскучился по тебе, по детям… — Я лечу с тобой, — вырвалось у Ирены, но она тут же поправилась. — То есть я немедленно закажу себе билет до Рима. Ты согласен? — Согласен ли я! Конечно, родная моя! Но, может быть, с тобой кто-нибудь еще полетит? У тебя такой слабенький голосок, мне тревожно за тебя… — Кто может полететь со мной? — и тут же услышала голос Пелуки: — Я полечу с тобой, Ирена.
Давно уже под крышей особняка Эстелы ди Сальваторе не собиралось столько счастливых людей. Дети как угорелые носились из комнаты в комнату и на кухню, влезая в разговоры взрослых, но их никто не одергивал. Мартика прибежала к Ирене, Эстеле и Пелуке, занятым упаковкой вещей для предстоящего отъезда в Рим, с сообщением, что бабушка Фьорелла восприняла известие о воскрешении Хермана из мертвых с великой радостью и заявила, что отныне ни одно в жизни испытание не сможет поколебать ее веры в великое милосердие Господне. На кухне завершались приготовления к пышному застолью. Эстела высказала мысль, что следовало бы пригласить на пир Темеса и Портаса, но Карлос возразил против этого, сказав, что благодаря ретивому прокурору он вынужден был много дней есть тюремную пищу. Ана Роса изъявила пожелание немедленно отправиться в клинику, где лежит Галаррага, чтобы от имени семей ди Сальваторе и Гальярдо морально поддержать его и принести ему кое-какой снеди с пиршественного стола. Пока Пелука с Эстелой собирали иренин чемодан, Карлос с Амалией решали, что им делать дальше. — Мне надо бы поехать в Испанию, — говорил Карлос, — необходимо завершить кое-какие сделки. Но как-то неловко оставлять сейчас Эстелу, которая столько для нас всех сделала, одну… — Тебя беспокоят только сделки? — лукаво усмехнулась Амалия. Карлос ответил ей такой же ласково насмешливой улыбкой. — От тебя ничего не утаишь. Ну да, я хочу повидать Валерию. Амалия кивнула в сторону телефона. — А не поговорить ли вам прямо сейчас? Я, как тактичная мать, могу удалиться, сославшись на какое-нибудь неотложное дело. — Например? — взяв ее лицо в ладони, спросил Карлос. — Ну, пойду посмотрю, не переложит ли на радостях Онейда цукатов в торт… — Это действительно очень важное и неотложное дело, — подхватил Карлос. — А главное — предлог-то какой хороший, чтобы выйти из гостиной, — добавила Амалия, удаляясь. — Между прочим, я не против, если цукатов окажется много, — уже набирая номер телефона, крикнул ей вслед Карлос. Услышав в трубке голос Валерии, он вдруг почему-то растерялся, как мальчишка, и некоторое время не мог вымолвить ни слова. Валерия уже было решила, что кто-то ошибся номером, и хотела повесить трубку, как услышала наконец голос Карлоса: — Это я. Валерия немедленно