аварии на аэродром. Страшная, казалось, прожигающая насквозь боль становилась невыносимой. Казаков сбросил тлеющие перчатки и, закрывая руками лицо, судорожно закашлялся.
— Потерпи, Егор… сейчас посажу! — услышал он голос Собинова. — Нам тоже… не сладко…
Когда самолет ударился о землю, Казаков, уже почти ничего не соображая, вывалился в нижний люк. Некоторое время он неистово катался по земле. Это помогло ему сбить пламя. Потом, превозмогая боль, причиняемую тлеющим комбинезоном, словно в тумане увидел горящий самолет. Это привело, его в себя.
— Команди-и-р! — исступленно закричал он и, не слыша ответа, не видя подле машины ни командира, ни штурмана, спотыкаясь, ринулся вперед. «Изнутри трудно открыть люк, и если не помочь…»
Пот градом катился по его обожженному лицу, разъедал раны от ожогов, причиняя еще большую боль. Но Казаков ни на что не обращал внимания. Он видел перед собой одну цель — горящий бомбардировщик, достигнуть которого надо было во что бы то ни стало. Казаков не думал теперь уже о том, что бензобаки могут вот-вот взорваться. Перед глазами его мелькал, вращаясь, словно граммофонная пластинка, небольшой круглый люк.
Еще одно усилие, еще… Задыхаясь от усталости, напрягая все силы, Казаков схватился за рукоятки. Из кабины рванулось густое облако дыма, затем оттуда появилась сначала голова Собинова в сбившемся набок шлеме, потом он высунулся по пояс, и когда стал сползать вниз, Казаков подхватил его на руки и, шатаясь, отвел подальше от самолета.
Когда он вернулся за штурманом, Козленко на четвереньках полз от самолета и глухо стонал.
Кабину уже всю охватило пламенем. И едва Казаков успел оттащить Козленко на два десятка метров, как глухо ухнул взрыв. Над самолетом вскинулся гигантский клуб дыма и пламени. Оно мгновенно охватило весь самолет, загудело, затрещало, заметалось, выбрасывая огромные клубы дыма, пронизанные длинными желтыми языками огня. Вокруг дождем падали огненные брызги, горели на земле, огромными кострами пылали в воспаленном мозгу…
Прикрывая от огня рукавом лицо, Казаков вдруг ослабел и, как подкошенный, рухнул на землю.