бутерброды и чай. Крылов торопился: пора было идти, отправлять наряды. И это был уже другой Крылов — торопливый, нахмуренный, существующий вне этого дома.
За окнами по-прежнему гудел ветер и слышно было, как со стеклянным звоном разбиваются волны.
— Сегодня что, суббота? — спросил Крылов.
— Нет, пятница… Хотя четыре часа. Значит — суббота.
Но поужинать (или позавтракать) ему не пришлось. Снова загудела, как автомобиль, телефонная трубка на подоконнике, и он схватил ее.
— Да, я.
Он слушал и кивал головой, а потом, сказав «иду» и положив трубку, старался не торопиться: спокойно затянул ремень, провел под ним большими пальцами, поправляя гимнастерку, отнес в угол сапоги и надел другие, рыбацкие бахилы, и так же не спеша натянул брезентовую куртку с капюшоном. — Что-нибудь случилось? — спросила жена. — Я скоро вернусь, — ответил Крылов. Он выскочил за дверь. В лицо ударили крупные тяжелые капли. Было темно, в темноте проступали расплывчатые, неясные очертания строений, и только далеко за заставой светились сквозь дождь окна. Крылов бежал, не видя тропинки. Дежурный доложил ему по телефону коротко: «Из штаба отряда передали: прорыв со стороны моря. Застава уже поднята по тревоге». На бегу Крылов думал, что надо не только усилить наряды. Тревожную группу он выбросит на пустынную восточную часть острова. Если они будут высаживаться, то не в поселке же! Тревожная группа уже выстроилась во дворе заставы. Всякий раз, когда тревога поднимала заставу, Крылова начинало знобить, в нем поднималось нервное возбуждение. Так и сейчас, он говорил тихо и отрывисто, злясь, что не может уйти сам в эту ночь и в дождь, потому что нужно доложить в штаб отряда, ждать донесений с постов и от нарядов, руководить поиском. Радиограмма, полученная из отряда, была короткой: «Неизвестное судно идет зюйд мимо острова возможна высадка принимайте меры…» Последние два слова можно было бы и не писать. А какие меры еще можно принять, кроме тех, какие уже приняты? Конечно, это БО — «большие охотники» — засекли судно, они же, надо полагать, и перехватят его. Крылов сидел рядом с радистом и нетерпеливо поглядывал на него, словно тот был виноват, что рация молчала. Ожидание было томительным. Крылов подумал, что сейчас хорошо было бы на всякий случай осмотреть море, но зажигать прожектор пока нельзя: черт его знает, может, они прут сейчас прямо на остров и свет только спугнет их. — Ну, что там? — спросил он. — Ничего, товарищ капитан. Ждут, — ответил радист. Крылов крикнул через раскрытую дверь радиорубки дежурному: — «Как посты?» — Тот тоже ответил: — «Ничего, еще не подключились». Тревожная группа и усиленные наряды ушли несколько минут назад, а Крылову казалось, что солдаты чересчур медлительны. Сейчас ему хотелось только одного: увидеть, где же бродит и с какой стороны подойдет (если только подойдет) к острову это проклятое чужое судно! Он так и впился глазами в руку радиста, когда тот начал записывать очередную радиограмму. Когда прием окончился, Крылов поторопил: «Да скорее же вы…» — Сейчас, товарищ капитан… На этот раз радиограмма была с БО-34. «Судно идет острову выход море отрезан буду следить подтверждайте». Теперь можно было зажигать прожектор… В сушилке Крылова ждали двое пограничников. Он выскочил во двор, солдаты следом. В белесую дождевую муть рвался ослепительный луч прожектора. Дождь, сразу заливший лицо, немного успокоил его. Он. крикнул на вышку: «Что-нибудь видно?» Наблюдатель не видел ничего, луч прожектора вырывал из темноты только эти бесчисленные валы, все лезущие и лезущие к берегу, словно гигантские животные, пытающиеся проглотить остров. Крылов стоял под дождем и смотрел, как стремительно ходят из стороны в сторону, то расходясь, то снова скрещиваясь, два луча: зажгли второй прожектор. И когда сверху донеслось: «Есть!» — он похолодел, потом зачем-то распахнул куртку и хрипло выкрикнул: — Куда идет? — На нас… Нет, свернул, товарищ капитан, к шестому посту пошел… Бот, вроде рыбацкого. Метров четыреста… И снова он бежал, слыша, как сзади стучат по камням сапоги двух солдат. Конечно, теперь-то уж и м не уйти, в море их перехватит «охотник». Если же они попытаются обогнуть остров и все-таки высадятся на Большой земле, их все равно возьмут: поднят весь участок. Но брать их надо было сейчас, если к тому представлялась хоть малейшая возможность. Когда пограничники — все трое — задыхаясь, поднялись на дюны, они увидели моторную лодку, освещенную прожектором. Она то поднималась на гребне волны, то стремительно летела вниз и исчезала, словно накрытая ею. — В мотобот! — не узнавая своего голоса, приказал Крылов. — Ты знаешь мотор, Уутс? — Да. Рыбацкие мотоботы, стоящие за широкой дамбой, тихо покачивались и скрипели на мелкой волне. В одном из них уже был человек; он торопливо резал веревку. Крылов удивился: Мыттус? Впрочем, удивляться и раздумывать, почему он здесь, было некогда, он вскочил в бот, Уутс — за ним. Второй солдат остался на берегу: бот сразу же отогнало от берега. Все это произошло так стремительно и так неожиданно, что Крылов не подумал, почему здесь, в одном боте с ним, оказался старик Мыттус. — Их надо задержать, — громко сказал он. — Вы поняли меня, Мыттус? Тот стоял у руля и, казалось, не слышал Крылова. Не оборачиваясь, он что-то сказал по-эстонски Уутсу, и пограничник растерянно поглядел на лейтенанта. — Он говорит, что их надо спасать. Это рыбаки, рыбацкий бот. Сигналили фонарем — Мыттус видел. У них, наверно, руль сломало… Выйдя за дамбу, они попали словно бы в другой мир, сотворенный лишь из ветра и воды, и мотобот сразу же едва не разбило — они чудом проскочили мимо огромного, Обточенного до блеска камня. Все смешалось. Крылов не понимал, ревет ли это море или бешено крутится в воздухе винт, когда корма повисает над водой, а бот упирается носом в волну, будто пытаясь пройти сквозь нее. На какую-то долю секунды он пожалел о сделанном. Конечно, это безрассудство — выскочить сейчас в море на утлом рыбацком суденышке. Просто счастье, что с ним оказался Мыттус. Будь они без старика, дело могло бы кончиться плохо, очень плохо. Он с трудом подавил в себе неприятное чувство страха. Что ж, подумалось ему, до берега в случае чего не так-то уж и далеко… Черт его знает, как все это проделывал Мыттус. Он стоял к Крылову спиной, и тот видел только голову, втянутую в плечи, каким-то незаметным, едва уловимым движением руки Мыттус держал бот против волны, и Крылов еще раз подумал: да,
Он слушал и кивал головой, а потом, сказав «иду» и положив трубку, старался не торопиться: спокойно затянул ремень, провел под ним большими пальцами, поправляя гимнастерку, отнес в угол сапоги и надел другие, рыбацкие бахилы, и так же не спеша натянул брезентовую куртку с капюшоном. — Что-нибудь случилось? — спросила жена. — Я скоро вернусь, — ответил Крылов. Он выскочил за дверь. В лицо ударили крупные тяжелые капли. Было темно, в темноте проступали расплывчатые, неясные очертания строений, и только далеко за заставой светились сквозь дождь окна. Крылов бежал, не видя тропинки. Дежурный доложил ему по телефону коротко: «Из штаба отряда передали: прорыв со стороны моря. Застава уже поднята по тревоге». На бегу Крылов думал, что надо не только усилить наряды. Тревожную группу он выбросит на пустынную восточную часть острова. Если они будут высаживаться, то не в поселке же! Тревожная группа уже выстроилась во дворе заставы. Всякий раз, когда тревога поднимала заставу, Крылова начинало знобить, в нем поднималось нервное возбуждение. Так и сейчас, он говорил тихо и отрывисто, злясь, что не может уйти сам в эту ночь и в дождь, потому что нужно доложить в штаб отряда, ждать донесений с постов и от нарядов, руководить поиском. Радиограмма, полученная из отряда, была короткой: «Неизвестное судно идет зюйд мимо острова возможна высадка принимайте меры…» Последние два слова можно было бы и не писать. А какие меры еще можно принять, кроме тех, какие уже приняты? Конечно, это БО — «большие охотники» — засекли судно, они же, надо полагать, и перехватят его. Крылов сидел рядом с радистом и нетерпеливо поглядывал на него, словно тот был виноват, что рация молчала. Ожидание было томительным. Крылов подумал, что сейчас хорошо было бы на всякий случай осмотреть море, но зажигать прожектор пока нельзя: черт его знает, может, они прут сейчас прямо на остров и свет только спугнет их. — Ну, что там? — спросил он. — Ничего, товарищ капитан. Ждут, — ответил радист. Крылов крикнул через раскрытую дверь радиорубки дежурному: — «Как посты?» — Тот тоже ответил: — «Ничего, еще не подключились». Тревожная группа и усиленные наряды ушли несколько минут назад, а Крылову казалось, что солдаты чересчур медлительны. Сейчас ему хотелось только одного: увидеть, где же бродит и с какой стороны подойдет (если только подойдет) к острову это проклятое чужое судно! Он так и впился глазами в руку радиста, когда тот начал записывать очередную радиограмму. Когда прием окончился, Крылов поторопил: «Да скорее же вы…» — Сейчас, товарищ капитан… На этот раз радиограмма была с БО-34. «Судно идет острову выход море отрезан буду следить подтверждайте». Теперь можно было зажигать прожектор… В сушилке Крылова ждали двое пограничников. Он выскочил во двор, солдаты следом. В белесую дождевую муть рвался ослепительный луч прожектора. Дождь, сразу заливший лицо, немного успокоил его. Он. крикнул на вышку: «Что-нибудь видно?» Наблюдатель не видел ничего, луч прожектора вырывал из темноты только эти бесчисленные валы, все лезущие и лезущие к берегу, словно гигантские животные, пытающиеся проглотить остров. Крылов стоял под дождем и смотрел, как стремительно ходят из стороны в сторону, то расходясь, то снова скрещиваясь, два луча: зажгли второй прожектор. И когда сверху донеслось: «Есть!» — он похолодел, потом зачем-то распахнул куртку и хрипло выкрикнул: — Куда идет? — На нас… Нет, свернул, товарищ капитан, к шестому посту пошел… Бот, вроде рыбацкого. Метров четыреста… И снова он бежал, слыша, как сзади стучат по камням сапоги двух солдат. Конечно, теперь-то уж и м не уйти, в море их перехватит «охотник». Если же они попытаются обогнуть остров и все-таки высадятся на Большой земле, их все равно возьмут: поднят весь участок. Но брать их надо было сейчас, если к тому представлялась хоть малейшая возможность. Когда пограничники — все трое — задыхаясь, поднялись на дюны, они увидели моторную лодку, освещенную прожектором. Она то поднималась на гребне волны, то стремительно летела вниз и исчезала, словно накрытая ею. — В мотобот! — не узнавая своего голоса, приказал Крылов. — Ты знаешь мотор, Уутс? — Да. Рыбацкие мотоботы, стоящие за широкой дамбой, тихо покачивались и скрипели на мелкой волне. В одном из них уже был человек; он торопливо резал веревку. Крылов удивился: Мыттус? Впрочем, удивляться и раздумывать, почему он здесь, было некогда, он вскочил в бот, Уутс — за ним. Второй солдат остался на берегу: бот сразу же отогнало от берега. Все это произошло так стремительно и так неожиданно, что Крылов не подумал, почему здесь, в одном боте с ним, оказался старик Мыттус. — Их надо задержать, — громко сказал он. — Вы поняли меня, Мыттус? Тот стоял у руля и, казалось, не слышал Крылова. Не оборачиваясь, он что-то сказал по-эстонски Уутсу, и пограничник растерянно поглядел на лейтенанта. — Он говорит, что их надо спасать. Это рыбаки, рыбацкий бот. Сигналили фонарем — Мыттус видел. У них, наверно, руль сломало… Выйдя за дамбу, они попали словно бы в другой мир, сотворенный лишь из ветра и воды, и мотобот сразу же едва не разбило — они чудом проскочили мимо огромного, Обточенного до блеска камня. Все смешалось. Крылов не понимал, ревет ли это море или бешено крутится в воздухе винт, когда корма повисает над водой, а бот упирается носом в волну, будто пытаясь пройти сквозь нее. На какую-то долю секунды он пожалел о сделанном. Конечно, это безрассудство — выскочить сейчас в море на утлом рыбацком суденышке. Просто счастье, что с ним оказался Мыттус. Будь они без старика, дело могло бы кончиться плохо, очень плохо. Он с трудом подавил в себе неприятное чувство страха. Что ж, подумалось ему, до берега в случае чего не так-то уж и далеко… Черт его знает, как все это проделывал Мыттус. Он стоял к Крылову спиной, и тот видел только голову, втянутую в плечи, каким-то незаметным, едва уловимым движением руки Мыттус держал бот против волны, и Крылов еще раз подумал: да,