Джеймс Кори ПРОСТРАНСТВО

ДВИГАТЕЛЬ

***

Ускорение отбрасывает Соломона обратно в капитанское кресло, в груди становится тяжело, словно на нее поставили груз. Его правая рука прижимается к животу, левая — падает на обивку возле уха. Лодыжки упираются в устройство для расслабления ног.

Эта тряска — как удар, целый град ударов. Его мозг — результат миллионов лет эволюции приматов и к таким вещам не подготовлен. Мозг решает, что его бьют. Затем, что он падает. Потом, что ему приснился какой-то ужасный сон. Но космическая яхта — не результат эволюции. Ее сигналы тревоги срабатывают строго на основе полученной информации.

Кстати, мы ускоряемся до 4 g. Пять. Шесть. Семь. Больше семи.

На дисплее наружной камеры мимо проносится Фобос, а дальше только поле звезд, кажущееся неизменным, как статичная картинка.

Ему требуется почти целая минута, чтобы понять, что произошло, а потом он пытается ухмыльнуться. От радости его сердце бьется чаще.

Внутренняя отделка яхты имеет кремовый и оранжевый цвета. Панель управления представляет собой простой сенсорный экран, достаточный старый, от чего по углам уже кое-где выцвело. Нет излишних красивостей, зато все функционально. Добротно.

Всплывает предупреждение, что бортовая система автономного водоснабжения вышла из строя. Соломон не удивлен, он не особо знает все детали устройства судна, и просто пытается разобраться, где конкретно в системе произошел сбой. Скорее всего, раз основные нагрузки приходятся вдоль продольной, основной оси яхты, то что-то случилось с обратным клапаном стационарного бака. Однако проверит он все потом, когда закончится полет. Он пытается пошевелить рукой, но её вес просто поражает.

Рука человека весит около трехсот граммов. С перегрузкой в 7g её вес чуть превышает две тысячи. По идее, он должен быть в состоянии двигать ею. Он проталкивает руку вперед к панели управления, все мышцы трясутся.

Он размышляет, насколько выше семёрки поднимется перегрузка. Сенсоры зависли — значит, ответ он узнает только в конце полёта. Точнее, посчитает исходя из того, сколько длилось горение и какова будет финальная скорость яхты.

Простая арифметика.

И детишки справятся. Его это не волнует.

Он снова тянется к панели управления, на этот раз изо всех сил, но рука его подводит — локоть пронзает боль и кровь пропитывает рукав.

«Вот же ж», — думает он.

Он пытается стиснуть зубы, но, увы, результат тот же, что и при попытке ухмыльнуться. Ситуация становится несколько неприятной.

Если не получится отключить двигатель, то придется ждать, пока не выгорит все топливо и только потом позвать на помощь. Что может быть проблематично. Судя по темпу ускорения, аварийно-спасательному судну понадобится гораздо больше топлива, чем было у него. Может быть, вдвое. Возможно, им потребуется корабль дальнего следования, чтобы добраться до него. Индикатор подачи топлива — маленькая циферка в левой нижней части панели, зеленое на черном. На ней трудно сосредоточиться.

Ускорение выдавливает глазные яблоки из орбит. Высокотехнологичный астигматизм. Он зажмурился.

Такие яхты рассчитаны на длительный полет, а он начал с девяноста процентов в баках. Индикатор сейчас показывает, что израсходовано только на десять минут полета. Подача топлива ползет к восьмидесяти девяти целым и шести десятым.

Так не должно быть.

Спустя две минуты оно снижается до пяти десятых. Через две с половиной минуты — до четырех. Эти значения говорят о том, что полет растягивается на тридцать семь часов, а конечная скорость где-то под пять процентов от скорости света.

Соломон начинает нервничать.

***

Он встретил её десять лет назад. Научно-исследовательский центр Дханбад Нова был одним из крупнейших на Марсе.

Через три поколения после того, как первые колонисты пробили камень и грунт второго дома человечества, а прогресс раздвинул границы человеческих знаний, технологий и культуры настолько, что их подземный город смог уместить аж пять баров, пусть один из них и был безалкогольной закусочной с музыкой кантри, в которой любили собираться джайнисты и ревностные христиане.

В остальных четырех торговали теми же едой и спиртным, что и в общественной столовой, только с музыкой из динамиков и развлекательными передачами с Земли на настенном экране день и ночь без перерыва.

Соломон и его коллеги встречались здесь пару раз в неделю, когда работы в исследовательском центре было поменьше, чем обычно.

Обычно компания подбиралась из его обычного круга знакомых. Сегодня это были Тори и Радж — они работали по водоподготовительному проекту; Вольтер, которую на самом деле звали Эдит, Хулио с Карлом и Малик, все вместе работавшие над методикой противодействия раковым болезням. И Соломон.

Говорили, что Марс — самая большая деревушка в Солнечной системе. На нем почти никогда не бывало приезжих.

В тот день приезжий был. Она сидела рядом с Маликом. У нее были темные волосы и сдержанное выражение лица. Ее лицо было слегка худовато, чтобы считаться безукоризненно красивым, и волоски на руках были черными. У женщин с ее генами примерно в тридцать пять возникает маленькая проблема усиков.

Соломон не верил в любовь с первого взгляда, но как только она присела за столик, как-то остро осознал, что утром не очень аккуратно причесался и рукава у его рубашки чуть длинноваты.

— Марс — это Америка, — сказал Тори, широко махнув рукой с пивом. — Совершенно то же самое.

— Нет, не Америка, — ответил Малик.

— Не та, что была потом, а та, что была в начале. Вот смотрите, сколько в шестнадцатом веке нужно было ехать от Европы до Северной Америки? Два месяца. А сколько от Земли до сюда? Четыре. Даже больше, смотря, где конкретно планеты на орбитах.

— И это первая причина, почему Марс не Америка, — сухо подметил Малик.

— Это все количественные погрешности, — возразил Тори. — Я же хочу сказать, что с точки зрения политики, расстояние меряется временем. От нас до Земли месяцы пути. Они все еще думают о нас, как о какой-нибудь богом забытой колонии. Что мы перед ними в ответе. Сколько человек здесь, вот за этим самым столиком, получало директивы от кого-то, кто ни разу не покидал гравитационный колодец, но, тем не менее, счел себя вправе указывать, что нам исследовать?

Тори поднял руку, Радж последовал его примеру. Вольтер. Карл. Малик, неохотно. Тори самодовольно улыбнулся.

— Кто сейчас в системе занимается реальной наукой? — спросил Тори. — Мы. Наши корабли новее и лучше. А в вопросах экологии, по крайней