зонт. Один маленький худой мужчина так отчаянно хватался за свое единственное спасение от непогоды, что его чуть не подняло в воздух вместе с зонтом. Я улыбнулась.

Сама я зонты не признавала. У отсутствия знакомых есть одно-единственное преимущество: можно не заморачиваться со своим внешним видом. Если я промокала под дождем, Генри только качал головой, поил меня чаем с малиной и кормил выпечкой господина Тоффи. За время чаепития моя одежда подсыхала, а если нет — я всегда держала в мастерской запасной комплект. Но мне и в голову не приходило променять ощущение капель на лице на некое мифическое общественное мнение.

Пока я любовалась ливнем и теми, кого непогода застала врасплох прямо на улице, осталось всего пять минут до закрытия, стоило поторопиться. Я начала подметать помещение и напевать себе под нос под аккомпанемент капель дождя, разбивающихся об окна мастерской. Когда оставалось всего три минуты, в переднем помещении показался Генри.

— Совсем дождь разошелся, — покачал он головой.

— Да, — улыбнулась я. — Так и тянет погулять.

— Ты всегда такая странная, — ласково усмехнулся мастер. — Загляни завтра к господину Тоффи, купи булочек, да побольше, нам предстоит серьезная работенка.

— Тебе кто-то заказал часы?

— Нет-нет. Это просто вдохновение, — мечтательно протянул старик. — Ты, Олли, не обращай на меня внимания, пой, а я послушаю.

Генри тоже любил дождь, говорил, что он несет в себе уют, но для этого нужно сидеть под пледом у камина, а не пытаться заработать воспаление легких, шастая по улицам. Уж не знаю, откуда старик вообще слышал о таком заболевании, здоровьем его природа не обидела. За весь год, что мы знакомы, он даже ни разу не простудился. Однако я понимала, о чем он говорит. В дождь можно потеряться в собственных мыслях и не чувствовать себя при этом неловко, ведь он будет грустить вместе с тобой, где бы ты ни был.

Когда уже почти все маленькое помещение было убрано и оставалось только потушить лампу, колокольчик над дверью звякнул, и на пороге появился один из шести. По его лицу стекали капли дождя, а черный плащ промок до нитки, но это ничуть не помешало мне застыть с открытым ртом, до неприличия пристально разглядывая гостя. Черные волосы. Нефритовые глаза.

— Олли, иди домой, — не терпящим возражений тоном велел мне Генри.

Разумеется, я не стала перечить. Просто попрощалась, накинула плащ и вышла на улицу. Вопреки начальной задумке, после встречи с одним из шести гулять по улицам я передумала и сразу направилась домой. Старику бы моя осторожность понравилась.

Мой дом был местом весьма экстравагантным. Когда мы с Генри только познакомились, некоторое время он позволял мне жить в его мастерской. Там был диван и даже подобие кухни, так как старик не любил понапрасну отвлекаться от работы. Жить было можно. Но как только я впервые в своей жизни столкнулась с одним из шести, старик меня переселил. Я пыталась переубедить Генри, просила его оставить меня в мастерской на более долгий срок, уверяла, что меня все устраивает, однако он был непреклонен, взял из прилавка какой-то ключ и повел в город. Сначала я было подумала, что он предложит мне жить у него, но снова ошиблась. Всего через пару кварталов мы с Генри остановились напротив небольшого жилого домика, рядом с которым красовалась пристройка в виде башни с часами, и я рассмеялась в голос. И правда, куда еще мог поселить меня мастер? Как оказалось, в башню вел отдельный вход (что вы, Генри никогда бы не позволил постороннему человеку ворваться в его обитель), и дверь открывалась тем самым ключом, который впоследствии стал моим.

Теперь же я привычно надавила плечом на разбухшее от дождя дерево и дважды повернула старый ключик в замочной скважине. Не знаю почему, но я старалась входить сюда как можно менее заметно, потому что боялась. Я никогда не спрашивала у Генри, кому на самом деле принадлежит башня: пусть ключ хранился у старика и хотя он, очевидно, следил за механизмами часов, владельцем дома, судя по всему, не являлся.

Оказавшись внутри, я наощупь закрыла дверь и стала медленно и осторожно подниматься по лестнице наверх, к свету. Первое время я носила с собой фонарик и качественно осматривала каждую ступеньку, боясь, что железо слишком проржавело и в любой момент мой вес может оказаться для него критическим. Однако в этом месте для меня опасностей не таилось. И я мгновенно стала звать его домом, что старику очень польстило. Хотя, конечно, надо признать, поначалу было непросто привыкнуть к почти полному отсутствию удобств, отмерявшему каждый новый час бою курантов прямо над головой и легкому постукиванию соединяющихся шестеренок. Разумеется, Генри помог мне справиться со всеми трудностями. Он не только ухитрился своими золотыми руками подвести сюда необходимые коммуникации, но смастерил мебель и подарил мне восковые беруши, без которых сон обещал стать серьезной проблемой. Стараниями мастера у меня появилась весьма неплохо оборудованная крошечная кухонька (для одной в самый раз), кровать, шкаф, столик и любимое кресло-качалка.

Поднявшись в свою крошечную, но очень чистенькую и уютную обитель, я перебросила плащ через спинку любимого кресла, сварила себе какао и полезла на самый верх, к железным вращающимся шестеренкам. С лесов, расположенных под самой крышей, в небольшие окошки можно было увидеть залитую водой улицу и посидеть в компании дождя и собственноручно связанного пледа. Тем вечером я прокручивала в голове всевозможные варианты тем для разговора Генри с одним из шестерых, в очередной раз пыталась понять, что за дела связывают этих людей.

К утру дождь так и не прекратился. Вспомнив о наказе Генри, я забежала к господину Тоффи и взяла десять булочек разных видов. Некогда старик покупал только выпечку с кунжутом, а я говорила, что он слишком упрям, чтобы признать, насколько хороша и остальная тоже. В попытке его переубедить я брала совершенно разные виды изделий и заставляла пробовать, а потом — выставлять оценки. Но упрямство Генри каждый раз побеждало. Десятку он ставил только булочкам с кунжутом. А я не отступала, ибо на дух их не переносила.

— Предстоит тяжелый денек, а, Олли? — подмигнул мне господин Тоффи.

— Генри посетила его часовая фея, и он намеревается творить, — пошутила я.

— Ну, тогда удачи и вам, и фее, — улыбка господина Тоффи утонула в густых черных усах.

— Если все будет совсем плохо, я забегу еще раз, можете припрятать для меня что-нибудь, скажем, с корицей.

— Олли-Олли, разве можно фей пугать черствой выпечкой? Я лучше испеку для вас что-нибудь свежее