Сьюзан. Нам нужно поговорить. Прояснить кое-что.
Ее глаза на мгновение прикрылись. Внезапно выкатилась маленькая слезинка и побежала по бархатной щеке.
— Хорошо, — сказала Сьюзан спустя мгновение. — Давай проясним.
— Этот список из Пайн Гров... Я знаю...
— Извини, но он не для посторонних, — резко перебила она.
— Я собираюсь тебя расспрашивать. Мне самому есть что сказать тебе. Итак, я знаю, где ты его взяла. У своего деда, сенатора Пейсмана.
Ее глаза невольно округлились.
— Почему это тебя заботит? — прошептала Лэндри.
— Обстоятельства вынуждают. Ты меня надула, Сьюзан. И давай поставим точки над "и", если хочешь, чтобы между нами еще что-то было. В противном случае я и впрямь надену семимильные сапоги и скажу: «Прощай».
— Невероятно! Какая твердость духа, какая несокрушимая мораль! Лучший образец для подражания — и для взрослых, и для детей! Фантастика, и только!
— Обойдемся как-нибудь и без детей, — усмехнулся Болан. — Принимай меня таким, какой я есть. А не хочешь — прощай.
Он был уже у дверей, когда Лэндри закричала:
— Ну хорошо, подожди, черт побери! Я действительно тебя надула! Доволен?
Болан повернулся к ней, печально улыбаясь.
— Нет. Я еще только начинаю слушать.
— Но я ни на кого не собираюсь доносить!
— А если конкретно, то — на своего деда, верно? Эти все твои красивые слова о справедливости, о законных правах каждого... На самом же деле ты попросту пыталась прикрыть этого старого мошенника.
У Лэндри был такой вид, словно ее хорошенько отшлепали. Она опустила глаза и с подчеркнутым вниманием принялась рассматривать свои руки.
— Ладно, — сказала Лэндри еле слышно. — Возможно, я это заслужила. И он, возможно, тоже. Но я не позволю, чтобы ты всадил в него пулю.
— Почему ты решила, что я намерен это сделать? Ведь я не всадил пулю в Логана. Или в Соренсона. Эдакой чести были достойны только Морелло и его придурки. Но между нами ничто не должно стоять. Пойми же ты, наконец!
Лэндри горестно произнесла:
— Иногда я на него работала. Во время каникул или выборов. Так, разные пустяки. Для меня он был больше чем дед. Он был, по сути, моим вторым отцом. Последний в роду... — Показалась еще одна слезинка. — Последний из Пейсманов. Моя мать была его единственным ребенком. И он всегда печалился из-за этого. Семейное дерево засыхало.
— Ты работала на него, — напомнил Болан.
— Я же говорю: обычные мелкие услуги. Всякий раз, приезжая к нему, я прибиралась в его кабинете — наводила порядок на столе, выбрасывала сигарные окурки...
Болан вздохнул:
— А так, как ты дьявольски любопытна...
Лэндри слегка оживилась:
— Это у меня с детства. Он всегда журил меня, даже ребенка, за то, что я рылась у него на столе. Так вот... Шесть недель назад я и нашла у него этот список. Я была... поражена. Ошеломлена, точнее сказать. Это выглядело как пощечина, как злая насмешка. Я и вправду хотела написать статью об удивительных смертях в высшем обществе. И тут — пожалуйста. Будто нарочно. Конечно, после этого я просто обязана была все расследовать.
— Но ты ведь не начала с расспросов своего деда?
— Разумеется, нет. Франклин Адамс Пейсман не тот человек, которого можно загнать в угол подлыми и мерзкими подозрениями. — Она строго посмотрела на Болана. — Стрелять не будешь? Честно?
Тот ответил ей ироничной полуулыбкой:
— Такие вопросы лучше задавать в конце. Тогда они звучат естественнее... Но мне очень интересно. Продолжай.
— Короче, мне стало ясно, что в течение некоторого времени дедушка был... — Сьюзан смятенно развела руками.
— Мерзавцем, если говорить прямо, — подсказал ей Болан.
— Ну... Я бы не стала выражаться столь резко. Политическая целесообразность, что ли... Дедушка часто проделывал разные махинации. Но, как он уверял, политика — игра случая. И ты сам должен создавать себе такие случаи, если собираешься стать эффективным орудием правительства.
— Но ты, надо полагать, столкнулась и с орудиями несколько иного рода?
— Нет ничего такого, за что действительно можно было бы ухватиться. Просто возникло странное чувство...
Болану хорошо было знакомо подобное чувство.
— По правде, я чуточку встревожилась, увидев кое-кого в числе его друзей.
— Хиршбаума, например, — уточнил Болан.
Ее глаза вспыхнули недобрым огнем.
— Кто кого надувает? — возмутилась она.
— Надеюсь, твой дед не посылал тебя в загородный клуб?
— Конечно, нет! — Она вновь угрюмо уставилась на свои руки. — Повторяю, я искала материал для статьи. Это сущая правда. Но вскоре я поняла... что подобную статью никто не напечатает.
— Так почему ты продолжала этим заниматься?
— Я надеялась... накопить достаточно фактов... чтобы... противостоять...
— Ты собиралась устроить дымовую завесу. Чтобы спасти семью. Любой ценой.
— Ты несправедлив! Он же мой дедушка! Он качал меня на коленях и рассказывал мне сказки. Что же мне оставалось делать? Да, я хотела написать статью! Но лишь для его глаз! Чтобы он знал, что я знаю!
— Ты рассчитывала привести его в клуб...
— А что тут плохого? Он готовился оставить политику...
— И вернуть людям все, что успел незаконно присвоить?
— Не глупи, — отрезала Лэндри.
— То же самое сказал бы и твой дед.
— Н-ну... пожалуй.
— Сьюзан, как тебе не стыдно быть такой наивной? Да твой старик, не раздумывая, насадил бы тебя на вертел и поджарил. Оставить политику. Смешно! Теперь его угомонит только пуля. Запомни: его телом и душой завладел синдикат, достаточно могущественный, чтобы ввести любого в Белый Дом. Или, напротив, вышвырнуть оттуда. Думаешь, они позволят ему уйти в отставку? Или он сам на это согласится? Да помилуй Бог!
— Ты только что сказал: пуль не будет!
— Я от своих слов не отказываюсь. Но я хочу, чтобы ты наконец-то осознала: Морелло поймал тебя в тот самый момент, когда ты запустила руки в его коробку со сладостями. Мог ли он сохранить это в тайне от своих сообщников? Да он поставил на тебе крест сразу же, как ты споткнулась! И думаешь, твой дедушка не знал, что Морелло подписал тебе приговор?
Лэндри снова заревела. И это было хорошо. Еще как хорошо!