позволяли надеяться на что-нибудь грандиозное, но все оказалось обманом.

До ушей донесся скорбный гитарный перебор: гитарист не бренчал, он просто перебирал струны. Незнакомая мелодия, но Наима знала ее название. Блюз трехдневного гриппа.

То, что она увидела через задние окна машин, заставило ее заулыбаться. Рюкзак в «королле» лежал на самом виду. В некоторых автомобилях ключи торчали в замках зажигания, в одной, кажется, остался газ. Это была рождественская распродажа автомобилей. Машины вдоль дороги владельцы оставили на полпути, забрав оттуда все, что смогли. Эти автомобили благополучно доехали до места назначения, хотя их владельцы бросили их, не завершив дел. Из-за лопнувших стекол воняло трупами. На заднем сиденье «форда эксплорер» белел собачий мех. Наима подумала о толстощеком малыше, обнявшем верного друга на прощание, прежде чем родители оттащили его прочь.

Машины вопили о своих историях.

В стекле отразилось почерневшее от солнца лицо в капюшоне, заострившийся подбородок. Не мешало бы, девочка, тебя подкормить, сказал бы Грэм. Наима заморгала и отвела глаза от незнакомки в стекле.

Слезы. Черт, только этого не хватало!

Наима вонзила ногти в ладони. До крови. Машины перестали вопить.

Гитарист мог предъявить свои права на сокровища, но тут хватит обоим. А если заартачится, у нее есть пистолет 38-го калибра, но лучше бы до этого не дошло. Наима застыдилась. Ей не хотелось причинять путнику боль. Не хотелось, чтобы он причинил боль ей. Хотелось, чтобы кто-то не спал, когда ты спишь, помогал добывать еду, согревал. Ничего в жизни ей не хотелось сильнее!

Музыка примиряла с кладбищем на ярмарочной парковке. Должно быть, гитарист знал толк в своем деле: немного печали, капелька сладости. Эту песню могла напевать ее бабушка, только забыла научить ее словам.

Господь всемогущий, только бы он не оказался таким же придурком, как остальные!

Гитарист снова куда-то улизнул, но Наима шла по развалинам ярмарки на звук.

Чертово колесо было не единственной ярмарочной рухлядью, которую следует переименовать, когда дойдут руки. Она насчитала меньше дюжины аттракционов, среди которых хилое колесо могло считаться царицей бала. Две детские карусели с фальшивыми пони, какие встретишь в большом торговом центре, русалки и лошадки (последние, кстати, неплохи), центрифуга, которую Наима не выносила. Был еще Дом с привидениями: пустые вагонетки застыли перед адскими вратами. Великан в черных обносках с перекошенной рожей охранял дверь. Даже сейчас Дом с привидениями пугал Наиму. Проходя мимо, она дотронулась до вагонетки.

Вороны взвились в воздух.

Ярмарка была устроена по принципу всех маленьких придорожных аттракционов: с одной стороны карусели, с другой — прилавки с едой. Стервятники клевали пустые ведра попкорна и обертки из-под хот-догов, но лишь немногие лоточники задраили свои будки жалюзи. Внутри павильона «Сосиски Джо» высилась большая жаровня. Их разделяла только открытая дверь. Рискнуть? Кабинки, мусор, прилавки. Чего тут только не было! Сердце забилось чаще.

С машиной и припасами она как-нибудь протянет. Кажется, гитарист был с ней согласен — мелодия набрала темп и страсть. Музыка напомнила Наиме, что в ее новом автомобиле, ждавшем у входа на ярмарку, она будет не одна.

Теперь слова мало что значили, и, обнаружив его рядом с будкой, где когда-то торговали хворостом, Наима заговорила не сразу. Завернувшись в спальник, спиной к стене, мужчина лежал под вывеской, обещавшей разные вкусняшки. Она стояла на другой стороне дороги рядом с кольцами, которые набрасывали на штырь, и разглядывала незнакомца.

Первая неожиданность: он носил маску. Странно.

Из-за грязи и волос маска казалась приросшей к лицу. Светло-коричневая кожа, темная прядь жидких волос, худоба под стать ее. Выше на фут, что давало ему преимущество в драке. Рука скользнула в заветный карман рюкзака. Наима осторожно сжала оружие, но руку не вытащила.

— Гитару не трожь, а больше у меня ничего нет, — бросил он сердито. — Бери то, за чем пришла, и вали отсюда.

— Думаешь, я тащилась за тобой три дня, чтобы ограбить?

— А мне все равно.

Наима сдернула с головы капюшон. В Бейкерсфилде она побрила голову, чтобы отбить желание у случайного насильника. Волос на голове почти не осталось, но черты лица были очевидно женскими. Ей показалось, всего на миг, что его глаза блеснули.

— Я Наима, — сказала она.

Незнакомец перебирал гитарные струны.

— Держись от меня подальше.

— У тебя иммунитет.

Придурок. Она не сказала этого вслух, но тон был недобрым.

Он перестал играть.

— С чего это вдруг?

— А с того. Просто потому, что ты до сих пор жив.

Он равнодушно перебирал струны.

— Хочешь, расскажу, как все было? Вся твоя семья заболела и умерла, даже те, с кем ты общался каждый день, а тебе хоть бы что.

— Я был осторожен.

— Хочешь сказать, что выжил, потому что самый умный?

— Этого я не говорил, — буркнул он. — Просто был очень осторожен.

— Ни до чего не дотрагивался? Не дышал?

— Точно. Привык даже к этой штуке. — Он вытянул правую руку, и только сейчас Наима заметила на ней тонкую грязную перчатку.

— Ни стола, ни оконной рамы, ни листка бумаги?

— Стараюсь.

— Но так не может продолжаться вечно!

— До сих пор мне везло.

— Чушь, — фыркнула она.

К обиде и боли добавилась злость. Кто бы мог подумать, что случайный незнакомец способен так разбередить старые раны или что эти раны все еще свежи.

— Ты живешь в страхе. Как те японские солдаты во время Второй мировой, которые не знали, что война закончилась.

— А ты решила, что все позади? Еще и года не прошло.

— Почему бы и нет. Посмотри, как ненадолго хватило Штатов.

Он отвел глаза. С тех пор случилось много всего, но Лондон стал первым доказательством, что китайский трехдневный грипп не просто косил людей, но повергал мир в пучину войны. В Америке вирус не проявлялся целых два дня после того, как вспыхнул Лондон: последние дни тревоги о том, что казалось таким далеким, тревоги за людей, до которых тебе нет дела. По телевизору они могли наблюдать, как разворачивались события. Нация в огне, а после начались дожди.

— Что ты видела?

Наконец-то он перестал ее чураться.

— Я могу говорить только за южную и центральную Калифорнию. Там почти никого не осталось. Последние разобщены. Ты первый из живых, кого я встретила за два месяца. Хватит прятаться, пора нам объединяться.

— Нам? — Он недоверчиво поднял бровь.

— Тем, у кого ЕИ, — ответила она. — Естественный иммунитет. Один человек на десять тысяч, хотя это только