Главный бухгалтер Долбилин…»

Я вам забыл сказать: его фамилия — Долбилин. Я еще и тогда не понял, что меня теперь ждет!.. Опять только посмеялся и над этим письмом…

А меня уже вызывают в местком на моей новой работе. Председатель месткома выпроводил всех из комнаты, дверь — на замок, предложил мне сесть, сам сел, помолчал, поглядел на меня каким-то особо вдумчивым взглядом, потом вынул из ящика стола бумажку, прочитал ее раза три, мне не показывая, и потом сказал:

— Ладно, друг, рассказывай-только честно: что ты там натворил — в Семипалатинске?

— Я? Натворил?

— Ну, темнить теперь уже нечего. Сигнал на тебя у нас имеется…

Вы слышите, товарищи, сиг-нал!

Я даже завизжал:

— Какой еще сигнал?!

— Тихо! Здесь общественная организация. Я думал, что тебя в Семипалатинске отучили от таких эксцессов, как эти визги… Что у тебя там было? А? Небось моральное разложение?

Я отвечаю ему сдержанно:

— Да не было у меня разложения. Понимаете: не было!

— Ясно. Думаешь, переехал в другой город, так и концы в воду?.. Ну, выкладывай, что там произошло конкретно? Пьянство? Карты? Или аморалка?

Вот я хотел бы знать, как вы поступили бы в таком случае? Лично я в тот день был еще сравнительно крепкий парень: ведь это только начиналось все… Я нашел в себе силы засмеяться и сказал:

— Ох, боюсь, это вам Долбилин сигнализирует насчет тех двадцати трех…

Я хотел сказать «двадцати трех копеек», но предместкома не дослушал и даже присвистнул:

— Фью!.. Двадцать три у тебя было?.. Да, это многовато!

Я кричу:

— Да не бабы, не бабы, двадцать три копейки! Даже не за мной, а с них причитается. Понимаете, остались там!

— Ну это я понимаю, что они все остались там, раз ты от них удрал. Детей много у них?

— Какие дети?! — мне кажется, я уже начинаю сходить с ума!

— Ну, браток, это тебе лучше знать, кого ты там бросил в Семипалатинске. Только имей в виду, такого разврата и разложения мы в нашей организации не потерпим. Либо ты поедешь в Семипалатинск, предстанешь перед судом…

— За что?! Перед каким судом?!

— А это там уже установят. В общем, пока иди. Местком еще вернется к вопросу о твоем неприглядном поведении…

Как я от него вышел, не помню. И не помню, как я очутился на почте, где отправлял авиазаказное письмо этому Долбилину. Я тогда еще надеялся, что он меня помилует — Долбилин… Ха-ха! Сколь я был наивен!

Ну, все я вам рассказывать не стану: долго очень. Опускаю описание того, как со мной постепенно перестали здороваться сослуживцы — особенно женщины. Не буду рассказывать, что именно про меня говорили на собрании — это, когда отвели мою кандидатуру на выборах в культмассовую комиссию при месткоме. Потом меня вычеркнули из списков на встречу Нового года…

В ответ на мою душераздирающую просьбу прекратить травлю бухгалтер Долбилин написал — куда? В милицию! Ага! Меня вчера вызвали в отделение по месту жительства. На понедельник. Может быть, там разберутся и в сигналах, и в разговорах, и в двадцати трех копейках. Может быть, еще ко мне вернется мой незапятнанный моральный облик!

1949 г.

«КТО СЛЕДУЮЩИЙ?..»

Сатирическое обозрение

для двух исполнителей

(Роль одного из исполнителей может играть женщина.)

Первый. Вот сейчас ведущий нашего концерта объявил номер и назвал его «следующим номером» программы. Не правда ли, что звучит как-то даже заманчиво: «следующий номер»? Вообще приятное слово, знаете ли… Например: следующее снижение цен. Следующая книга любимого писателя. Следующая постановка в театре…

Второй. К сожалению, мой друг, не всегда слово «следующий» обещает нам радость. Бывают люди, которые умеют придать этому милому слову смысл, я бы сказал, угрожающий.

Первый. Что вы имеете в виду?

Второй. Ну, вот хотя бы кое-кого из тех людей, которые м-м-м…

Первый. Которые — что?

Второй. Сейчас скажу. Которые призваны… м-м-м…

Первый. Что — призваны?

Второй. Призваны обслуживать наших советских людей.

Первый. Они и обслуживают.

Второй. Вот именно! Обслуживают, но… м-м-м…

Первый. По-вашему, плохо обслуживают?

Второй. Кто — как, а кто и — кое-как.

Первый. Где же, по-вашему, встречаются эти люди, которые обслуживают «кое-как»?

Второй. Увы! Сегодня их можно встретить еще во многих местах! Допустим, вы заходите в парикмахерскую…

Первый уходит.

Вообще, у нас теперь такие благоустроенные парикмахерские: неоновая светящаяся вывеска, модная мебель, гигиена, салфетки… И все-таки с некоторых пор я с трепетом вхожу в парикмахерскую… с тоской жду своей очереди… (Сел на стул, принял печальную позу.) И с волнением жду того момента, когда попаду в лапы… простите, в руки так называемого мастера.

Первый возвращается. На нем белый халат. Он принял сварливое выражение лица. В руках у него салфетка.

Первый (ставит второй стул, безразлично, отвернувшись от стула). Попрошу следующий!

Второй. Кажется, моя очередь. (Пересел на второй стул.)

Первый. Кажется — перекреститесь. Что будем делать?

Второй. Пожалуйста, побрейте меня.

Первый (кричит за кулисы страшным голосом). Прибор!

Второй (вздрогнув от крика). Ой!

Первый. Гражданин, будете дергаться, не исключено, придется вас обрезать. (Надевает второму салфетку: посреди салфетки — огромная дыра.)

Второй. Разве такая салфетка защищает от мыла?

Первый. Об этом говорите в нашем тресте. Мое дело — какое? Что мне дали, то я на вас повязываю. (Снимает салфетку и продевает в дыру голову второго.) Височки косые или прямые будем делать?

Второй. Если можно, косые.

Первый. Косые не умею.

Второй. Ну, тогда — прямые.

Первый. Прямые тоже не умею.

Второй. Зачем же тогда спрашивать?

Первый. А нас так обучали на курсах. На краткосрочных. Спрашивать про височки нас научили, а как их делать — нет. (Изображает методом игры с воображаемыми предметами подготовку к бритью: отточил бритву, подготовил мыло и т. д.)

Второй. Какие же будут височки?

Первый. Какие бог пошлет! (Решительно взял второго рукой за нос, бреет.)

Второй. Ой, ой, ой! Больно!

Первый. А вы как думали?

Второй. Ой, осторожней!

Первый. Нет, это вы — осторожней! Если будете так вот прыгать, не исключено, я вам срежу что-нибудь нужное на лице!

Второй. Ой, ухо!

Первый. Да, и ухо отрежу. Свободная вещь!

Второй. Да что же это у вас за бритва?! Она ведь совсем тупая!

Первый. А с чего ей быть острой? Каждый день с утра до ночи скоблим вот такой ворс, как у вас,