Громовым «ура!» откликнулись горы.

Бойцы бежали, врывались во вражьи укрытия, настигали убегающих, крошили, летели вперед, не оглядываясь на упавших.

На правом фланге уже не осталось ни одного немца. Но левее, среди камней, их еще много. Солдаты бегут туда, с ними командир батальона. Это вдохновляет, придает силы. Комбат взмахнул рукой, и рота повернула за ним к гранитной глыбе, стала обволакивать засевших там немцев. Показалось, солдаты медлят.

— За мной! Вперед!

Рядом Алибек и несколько солдат.

— Слева!.. Заходи слева!.. — и умолк, роняя автомат… Ординарец подхватил его, но тут же опустил на истоптанный, рыжий снег.

— Капитан… Товарищ капитан!..

А тот, хватая ртом воздух, не отзывался, молчал. Алибек тормошит его, называет по имени и отчеству, наконец, расстегивает шинель и, увидев на груди кровь, принимается бинтовать рану.

В овраге, куда Алибек перенес капитана, тот пришел в сознание. Открыл глаза и еле слышно прохрипел: «Как, что там?» Ординарец понял: «там» — значит, в бою.

— Рота за Горбатой горой… Пошла рота… — пояснил он.

Головеня заворочался, собираясь встать, увидеть самому, но силы оставили его. Закрыл глаза и снова впал в беспамятство.

Его перенесли в санчасть, уложили на парусиновую койку. Появился суетливый фельдшер, а минуту спустя спокойно и уверенно вошел врач. Медики тотчас принялись за дело, почти не замечая Алибека. А тот стоял в углу и ждал: вот сейчас они осмотрят рану, дадут лекарства и командиру станет легче. Хотел услышать Алибек, что скажет врач, а он, закончив осмотр, буркнул что-то непонятное и вышел.

Еще раз пришел в сознание Головеня вечером. Посмотрел на ординарца и, напрягаясь, прошептал:

— Не сдавать высоту… Не сдавать.

Алибек подсел к нему: да, да, не будем сдавать… Прикоснулся к холодной руке, прикрыл одеялом. Капитан успокоился, затих.

Немного погодя, открыл глаза и опять остановил взгляд на ординарце. Но уже не лучистый, как прежде, а слабый, потухающий. Порывался что-то сказать, но ни Алибек, ни фельдшер, которые не отходили от него, ничего не поняли, кроме слова «написать». Закивали в ответ: напишем, обязательно напишем. Хотя ни тот, ни другой вовсе не представляли, куда и кому надо писать.

В палате появился врач. Взяв руку Головени, подержал ее и, не обнаружив пульса, опустил на одеяло.

Алибек посмотрел на врача, на бескровное лицо капитана, выпрямился, прижав винтовку к ноге, замер, будто на посту.

На его глазах не стало человека, которого понял, полюбил, как брата. Не мог не вспоминать, что было между ними. Этот человек должен был расстрелять Алибека и не расстрелял, рискнул помиловать.

Не мог не вспомнить Алибек и того, как опять встретился с этим человеком и тот не отверг его, принял снова, направил на путь истинный.

Молча стоял Алибек и беззвучно повторял слова клятвы. Нет, он не забудет этого человека, пока будет двигаться по земле, пока будет слышать звук его имени, видеть солнце и эти синие горы, за которые Головеня шел в бой и сложил голову.

33

Медсестра вышла из Сухуми вместе с караваном, доставлявшим боеприпасы и продукты на передовую. Пять долгих дней и ночей плелся караван по извилистым тропам. Ночевали, где придется, мерзли, грелись у костров и вот, наконец, подошли к цели: до батальона — два-три километра… Медсестра полагала — к вечеру будет на месте, встретится с мужем, за которого столько переволновалась.

Караван двигался медленно: тощие, измотанные ослики едва передвигали ноги, а идти на подъем с грузом да еще по снегу становилось все труднее и труднее. И животные, и люди выбивались из сил, все чаще останавливались, отдыхали.

Медсестра, как и солдаты, в шинели, в сапогах, с винтовкой за спиной. Отличить ее можно разве только по сумке с красным крестом. В кармане у нее предписание, в котором сказано, что Наталья Нечитайло окончила курсы и направляется в действующую армию. Она почти ничего не взяла с собой — все, чем обзавелась в Сухуми, оставила новым жильцам (беженцы, где им взять); прихватила на ее взгляд самое нужное: письма Сергея да забытые им тогда часы. На фронте командиру без часов не обойтись: вот обрадуется Сергей!

Наталке предлагали остаться в медсанбате, но она пожелала на передовую. О муже — никому ни слова: считала — так лучше. А в мыслях только и жила им. Думала: раз повстречались на военных дорогах, пусть и впредь эти дороги ведут их куда угодно — только бы вместе. Раньше как-то не понимала поступка Анны Фурмановой. Дивилась, как это она бросила все и пошла вслед за мужем на фронт. А теперь сама повторяла судьбу Анны.

Наталка шла, не отставая от солдат. Порой ноги отказывались двигаться, хотелось упасть на снег и заснуть, позабыв про все на свете. Но разве могла она поддаться минутной слабости! На то и шинель надела, чтобы по-солдатски преодолевать трудности. И это, и ее размышления о Сергее, о женщине из Чапаевской дивизии, о войне, охватившей всю страну, — все восставало против слабости, отметало усталость, придавало мужества.

С переднего края доносились отзвуки разрывов, но это ничуть не пугало, а еще более укрепляло в ней решимость — идти в бой, стоять за Родину, добиваться победы над врагом.

Караван добрался бы засветло, да вот беда — одно из животных, навьюченное минами, оступилось и вместе с грузом рухнуло в ущелье. Люди окаменели, ожидая взрыва, но свершилось чудо — ослик не попал на камни, плюхнулся в снег, будто в перину: и с ним, и с минами ничего не случилось. Единственно, о чем пришлось пожалеть, это — о времени: чтобы вывести животное из ущелья, потребовалось более двух часов.

Караван прибыл в расположение батальона на рассвете. Бойцы сразу принялись развьючивать животных, а медсестра, не чуя под собой ног, поспешила к штабу. С трепетом в сердце подошла к палатке, прилепившейся к каменной глыбе, и почему-то с минуту не могла решиться войти в нее. Остановилась, горячо дыша и собираясь с мыслями: «Интересно, здесь ли Сергей или там, впереди, где изредка слышны выстрелы»? Приоткрыла дверцу и увидела солдата. Он сидел у телефона, опустив голову, дремал. «Устал», — подумала Наталка. Но едва ступила в палатку, как солдат заворочался, не открывая глаз, забормотал:

— Ладно, чего там, отдохни.

— Я к командиру…

Женский голос поднял солдата на ноги. Сон как рукой сняло. Однако на лице — недоумение.

— Доктор… — не то спрашивая, не то утверждая, произнес он, глядя на девушку, на ее сумку с красным крестом.

— Я медсестра, — отозвалась Наталка.

— Все равно медицина, — ухмыльнулся солдат. — Значит, вам командира?.. На НП он. И командир и начальник штаба — все там. Да вы садитесь, — показал он