Каникулы Эрика, или Портрет для вампирёныша

I

Говорят, у каждой расы свои причуды. Тролли якобы славятся суеверностью. Гномы — скупостью. Художественная одарённость эльфов вошла в пословицы, а спесивость вампиров — в анекдоты.

Насколько всё это правда — судить не берусь. Подобные стереотипы настолько же спорны, насколько и живучи. Однако как бы дела ни обстояли в действительности, но именно хвалёная эльфийская одарённость вкупе с не менее легендарной человеческой изобретательностью и стали причиной этой истории.

Началось всё с невинного отцовского увлечения. Однажды, будучи по каким-то служебным делам в столице, папа привёз оттуда фотокамеру. С лёгкой руки её величества это человеческое изобретение тогда как раз входило в моду. Скопированные и немного доработанные гномами фотоаппараты быстро заполонили товарные каталоги и рекламные проспекты. В каждом крупном городе начали открываться фотосалоны. Иметь дома любительский фотоальбом стало считаться хорошим тоном не только для знати, но даже среди купцов и богатых мещан. Ушлые гномы с радостью принимали по почте отснятые плёнки и за вполне умеренную плату возвращали готовые, отпечатанные на лакированной бумаге, фотографии.

Разумеется, остаться в стороне от этого увлечения отец не мог. В конце концов он тоже был потомком знатного вампирского рода. Быть хуже других хоть в чём-то — перспектива совершенно невыносимая для истого сына Ночи!

Вооружившись камерой, самоучителем фотографа и, зачем-то, гимназическим учебником по геометрии, папа принялся за создание домашнего альбома.

Затея эта поначалу была встречена нашим семейством весьма благосклонно. Несколько дней мы все безропотно позировали перед объективом, нюхали магниевый дым от вспышки, а в перерывах — выслушивали лекции об освещённости, композиции и выдержке диафрагмы.

Потом близость к научно-магическому прогрессу начала тяготить наши непросвещённые души. С каждым днём количество желающих приобщаться к молодому фотоискусству становилось всё меньше. Если бы не вовремя иссякший запас плёнки, то, боюсь, от папы начали бы шарахаться даже горничные.

Тем не менее, когда спустя ещё пару недель почтальон доставил нам пухлый конверт из фотопечати, всё семейство, как по мановению волшебной палочки, собралось в отцовском кабинете.

— М-м-м! — удовлетворённо протянул папа, пуская по рукам ещё пахнущие реактивами снимки.

— О-о-о! — в тон ему пробасила моя няня — почтенная фрау Деффеншталь.

— Ух ты! — радостно воскликнул я.

— Хм! — коротко, но веско подытожила мама и нахмурилась.

Мы все дружно уставились в её сторону. Насупленная мама молча изучала какое-то фото. Папа требовательно кашлянул:

— Дорогая?

Родительница выдержала паузу, страдальчески улыбнулась и наконец выдавила:

— Мило. Очень мило.

Отец театрально выгнул бровь:

— В самом деле?

— Разумеется! Твои работы действительно прекрасны.

Папа блаженно оскалился во все клыки. По своему опыту мы уже знали, что сейчас последует небольшая лекция о тонкостях фотографического ремесла.

— Только вот не кажется ли тебе, — в последнюю секунду перебила его мать, — что в этих снимках чего-то не хватает? Совсем чуть-чуть?

Набравший было воздуху папа хищно щёлкнул зубами:

— Не хватает? — пророкотал он. — И чего же?

— Ну, не знаю, — мама преданно заглянула ему в глаза. — Может души?

Отец презрительно фыркнул.

— Глупости, — проворчал он. — Ничего ты не понимаешь. Лучше взгляни, какая тут фокусировка, какая светотень, какая композиция! Разместить фигуры по золотому сечению — это тебе не блины печь!

Он сгрёб несколько фото и так их встряхнул, словно намеревался вытрясти оттуда столь вожделенные души на всеобщее обозрение.

— Разумеется, дорогой, разумеется, — мама подошла к отцу и положила руку ему на плечо. — Я не сомневаюсь в твоём мастерстве. Но ты сам рассуди — разве может какая-то линза заменить живой глаз? Неужели ты не видишь, как твоя фотомашина уродует лица?

Мама указала взглядом на один из снимков в отцовских руках. Папа, как мне показалось, немного растерялся. Он сначала долго смотрел на снимок, потом на меня, потом снова на фото.

— И что же тебе не нравится? — озадаченно потёр он переносицу. — Вполне приличный портрет!

Мать всплеснула руками:

— Приличный?! Да это же пасквиль какой-то! Что за цвет кожи? А впалые щёки? Да в гроб кладут краше!

— Ну, не знаю, — отец пожал плечами. — По-моему, как живой.

— Нет! — с нажимом произнесла мама. — Эрик очень красивый мальчик!

Она схватила меня за подбородок и повернула лицом к отцу:

— Убедился?

Мы с папой растеряно переглянулись. Почувствовавшая надвигающийся семейный спор няня деликатно отступила к стеночке. Я высвободился из маминых рук и с любопытством заглянул в столь горячо обсуждаемый снимок.

Увиденное там мало отличалось от привычных отражений в зеркалах. С маленькой чёрно-белой фотографии на меня смотрел очень бледный, худой мальчишка с тёмными глазами и кое-как расчёсанными чёрными волосами. Во время съёмки я по папиному совету плотно сжал губы, так что клыки были незаметны. Благодаря этому меня вполне можно было бы принять за маленького мага или даже за человеческого ребёнка лет одиннадцати-двенадцати от роду.

Портрет вышел хоть куда. Единственное, что немного портило общий вид — штаны. За долгое время висения в шкафу мой парадный костюм успел немного пострадать от моли, а штаны — ещё и стать заметно коротковатыми.

— Мне кажется, нам нужен художник! — категорично заявила мама. И для пущей весомости добавила. — Эльфийский!

Ответом ей стало напряжённое молчание. Няня переминалась с ноги на ногу. Я разглядывал снимок. Отец что-то прикидывал в уме.

Наконец он решительно тряхнул головой:

— Ну уж нет! Никаких эльфийских рисовальщиков я в своём доме не потерплю.

Мама закатила глаза:

— Но милый... — начала было она.

— Нет!

— А если...

— Тоже нет!

— И даже...

— Нет, нет и ещё раз нет! — папа упрямо задрал голову.

Мама вздохнула и ласково взяла его руки в свои:

— Дорогой, я тебя совсем не понимаю, — вкрадчиво произнесла она. — Откуда столько нетерпимости? Ты же знаешь, что эльфам в живописи нет равных. У нас и так половина галереи предков написана их мастерами.

Отец дёрнулся.

— То было давно, — буркнул он, не пытаясь, впрочем, отстраниться. — Теперь, когда есть фотография, в этих длинноухих зазнайках нет надобности. Они считают детей Ночи грязью!

— Тогда давай наймём художника-мага.

— Чтобы он плохо скопировал эльфийский стиль?

— Ну,