быстро, быстро, быстро. Она без устали рассказывала о Европе, музеях, выставках в Париже, но я слушала лишь отчасти, потому что обнимала отца и пыталась прийти в себя.
— Вайолет, ты меня слушаешь? — мама положила руку мне на плечо. — Твой отец распродал все картины с выставки в Париже, и, как ты думаешь, что это значит? Это значит, что у нас наконец-то есть деньги, вот, что это значит. О, а вот и Люк!
Люк бежал по ступенькам. Он даже слегка расплакался, и мне было странно на это смотреть, потому что я никогда не видела брата плачущим. В глазах папы был какой-то далёкий взгляд, когда он обнял сына, и я поняла, что безумно по нему скучала. Затем из дома вышли Нили с Джеком, и мы представили их родителям. Это привело к обсуждению искусства, что привело нас в сарай, а затем в гостевой дом, и мы обсудили всё, что произошло с момента их отъезда. То есть, практически ничего, потому что мы не рассказывали о Ривере, Броди, письмах Фредди и густой крови Джека, и о Саншайн с битой, и о мальчике у рельс, и о моих дрожащих руках, несущих смерть, и о том, как я заколола Дьявола в грудь, и что я прятала под длинными рукавами в августе.
Позже я сидела в одиночестве на ступеньках, снова гадая, в каком забытом уголке сейчас забился Ривер. Ночь догоняла последний день лета, и на меня снова навалилась тоска, как всегда на закате. Я слышала смех Люка с Нили, пока они собирали ветки. Мы планировали заночевать на заднем дворе. Папа ставил пыльную зелёную палатку, которую нашёл в подвале Ситизена, а мама рисовала в сарае с открытой дверью, чтобы наблюдать за всеми. Джек взбивал мороженое в старой ручной машинке, а Саншайн сидела рядом с ним, щурясь в последних лучах солнца и пытаясь прочесть какое-то старое пособие для бойскаутов о том, как разводить огонь, которое она взяла в библиотеке.
Я гадала, удалось ли Риверу взять сияние под контроль. И не чувствовал ли он себя одиноким. Скучал ли по мне, как я по нему. Но затем ко мне подошёл Нили, протягивая палку с зефирками, и потребовал, чтобы я присоединилась к веселью. Я так и сделала. Жарила еду, ела домашнее мороженое, рисовала при лунном свете и спала в спальном мешке на земле. И ночь слилась в одну большую вспышку ничего и всего. Я была в безопасности. И спокойна, даже несмотря на тоску по Риверу.
Я оглянулась на Нили, лежащего на боку у костра. Мне казалось, что он спит, но тут парень открыл глаза и посмотрел прямо на меня, словно знал, о чём я думала. Он улыбнулся. И эта улыбка пронзила меня до самого сердца.
Фредди часто говорила, что нужно быть счастливым, когда выпадает такая возможность, потому что жизнь не стоит на месте. И она была права. К ней нелегко пришло это понимание. Фредди была обычным человеком и совершала ошибки. Но в процессе она научилась держаться за своё счастье. Она молилась Богу и держалась.
Я пробежалась пальцами по шрамам на запястьях. Жизнь была безопасней без Ривера. Менее захватывающей. Менее пугающей. Менее волнующей. Просто… менее.
«Чёрт. Я очень скучаю по тебе, Ривер».
Может, во мне говорили остатки сияния. Может, из-за него я так тосковала по Риверу… но чувства казались реальными. В любом случае, настоящие они или нет, они были единственным, за что я могла держаться. Ривер манипулировал людьми. И убивал. Он был злой. Не такой злой, как Броди… но всё же. Хорошо, что он уехал, убрался из моей жизни. Логически я это понимала. Но то, что я чувствовала, в глубине, в самых потаённых уголках своего сердца, было следующим: мне плевать, если Ривер злой. Он всё равно мне нравился. Может, я даже любила его.
И, возможно, это тоже делало меня злой.
ЛитВек: бестселлеры недели
