источником поля, был установлен точно в геометрическом центре ящика на карданной подвеске от военно-морского гироскопического компаса.
Припасы были готовы, домик на дереве герметизирован, установка смонтирована и готова к работа, курс рассчитан. Больше не было никаких причин оттягивать неизбежное. Даже расчетное время полета было подогнано так, чтобы он долго не продлился. Наступал четырехдневный уик-энд, и, чтобы скрыть свои частые помещения магазина, хотя он и маскировал их, Дольф пустил слух, что собирается отправиться в уединенный туристический поход, который может продолжиться на пару дней после конца праздника. Так как он заранее заработал в школе лишний отгул, то его план не привлек ничьего внимания.
Конечно, Наннет может кое-что заподозрить, когда увидит, что домик на дереве исчез, но Дольф рассчитывал, что она сдержит свою клятву молчать. Что же касается взрослых, то, чтобы они ни подумали, Дольф был уверен, что их предположения будут далеки от истины. Вероятно, им потребуется пара дней, чтобы обратить внимание, что на дереве нет домика-ящика, и столь же вероятно, что они станут предполагать, что Дольф просто разобрал его и перенес куда-нибудь в другое место.
Его отчим несомненно скажет:
— В конце концов, не улетел же он по воздуху, а?
Так что все должно быть в порядке. В конце ночи четверга Дольф поднял ящик со старого дерева без всяких последствий, не считая осыпавшихся груш и лая перепуганного кокер-спаниеля.
И ровно в 22.07 по Звездному Времени, как и требовали расчеты, упаковочный ящик бесшумно превратился в космический корабль и исчез вместе с Дольфом и всем остальным.
Нет счета статьям об орбитальных полетах в популярной прессе, написанных репортерами, которые саму идею космических полетов называли не иначе, как «безумные сочинения Бака Роджерса» даже после полета первого искусственного спутника Земли, но они подготовили Дольфа к виду гигантского космического пространства. Дольф ожидал, что почувствует одиночество. Даже самое поверхностное представление о расстояниях между планетами предупреждало, что вечная космическая ночь громадна свыше всякого понимания. Когда идея о полете на Марс впервые пришла Дольфу в голову, одной из его первых мыслей было осознание, что плавание Колумба в хрупкой скорлупке напоминает плавание кораблика, пускаемого детьми в луже, по сравнению со смелостью пуститься в плавание к Марсу в упаковочном ящике. Сама Земля казалась едва ли достаточно большим кораблем, чтобы отвадиться пересечь на ней расстояние хотя бы до вечно безжизненной Луны. Звезды являлись солнцами, но планеты были незаметными пятнышками, купающимися в их вечном свете. А само космическое пространство действительно походило на море, находящееся в постоянном движении летящих частиц и энергий в каждом миллиметре его непостижимого объема. Шокировало уже одно лишь наблюдение, как Земля превращается в еще одну точку света, теряющуюся среди мириадов других — поскольку, во время полета к Марсу, Земля быстро исчезла на фоне сверкающего Млечного Пути. Уже через час вне атмосферы, проведя первую проверку стенок ящика и его курса, Дольф мрачно понял, что если сейчас повернет назад, то и тогда будет большая удача, если он вернется домой живым и здоровым — и лучше бы выкинуть из головы безумную идею добраться до Марса. Только удачей можно объяснить то, что он до сих пор жив. За стенками ящика, невидимый и неощутимый, бушевал шторм космических течений, продолжающийся четырнадцать миллиардов лет, — если у него вообще было когда-то начало, — и будет он бушевать еще четырнадцать миллиардов, а, может, и вечно. Солнечный и звездный свет ярко освещал пропитанный силиконом корпус его абсурдного корабля, постепенно, молекула за молекулой, разрушая его. Солнечный ветер — поток субатомных частиц, вылетающих из солнечной атмосферы, пронизывал миниатюрный кораблик. Равно как и потоки космических лучей от бесчисленных звезд. Космические лучи, состоящие из элементарных частиц, летели почти что со скоростью частиц, разогнанных в синхрофазотронах, били по ящику, постепенно сдирая с него защитный слой. То же проделывали и микрометеориты размеров с песчинки. Дольф знал об этом заранее и пытался принять все возможные меры. Для полета он выбрал период спокойного Солнца в цикле пульсаций, когда не ожидалось никаких вспышек (хотя никто не мог гарантировать, что их и в самом деле не будет). Против радиации он рассчитывал, главным образом, на скорость. Чем быстрее будет лететь его кораблик, тем меньшую дозу облучения схватит его пассажир. Что касается метеоритов, то они были относительно редки за пределами земной гравитации, а собственное тяготение его кораблика было слишком мало, чтобы притягивать их. Насчет кислорода Дольф не беспокоился. Кислородные подушки из аптеки были снабжены масками, которые можно было быстро надеть, если уровень воздуха в корабле упадет ниже допустимого уровня. А от понижения давления было лишь одно средство — скорость. Все это казалось, по крайней мере, возможным, хотя и не очень разумным, в безопасном гараже весной в Айове. В бушующем же море потоков, каким на самом деле являлось «пустое» пространство, это выглядело совсем по-другому и представлялось теперь Дольфу неминуемой гибелью. Но он не собирался возвращаться теперь, с полпути, хотя бы потому, что обратный путь был не менее опасен. Он не собирался умирать, но и не хотел бесславно завершить свой проект. Может, он и допустил какую-нибудь ошибку, которая убьет его. Но он уже летел в космосе и намеревался продолжать свой путь. Дольф попытался отвлечься от слепой враждебности вселенной снаружи, и сконцентрировался на механике полета, тем более, что больше ему нечего было делать. Сам полет был гениален в своей простоте, благодаря фундаментальному характеру открытия Дольфа, которое вообще сделало его возможным. Он открыл, что тяготение не только тяготение, не только структурное состояние пространства, как постулировал Эйнштейн, но одновременно и является частью общего поля, включающего в себя электричество, магнетизм и другие воздействия (что Эйнштейн так и не сумел доказать), следовательно, тяготение полярно по своей сути, а именно — имеет отрицательный и положительный полюса. Учитывая это, достаточно одного очень слабого векторного толчка, чтобы обратить его и выбросить Дольфа и домик на дереве далеко от Земли. А, вылетев за пределы земной атмосферы, можно было добавить ускорение и полететь в пространстве по прямой со скоростью около тысячи миль в секунду. Этот полет совершенно не походил на
2. Море потоков
Нет счета статьям об орбитальных полетах в популярной прессе, написанных репортерами, которые саму идею космических полетов называли не иначе, как «безумные сочинения Бака Роджерса» даже после полета первого искусственного спутника Земли, но они подготовили Дольфа к виду гигантского космического пространства. Дольф ожидал, что почувствует одиночество. Даже самое поверхностное представление о расстояниях между планетами предупреждало, что вечная космическая ночь громадна свыше всякого понимания. Когда идея о полете на Марс впервые пришла Дольфу в голову, одной из его первых мыслей было осознание, что плавание Колумба в хрупкой скорлупке напоминает плавание кораблика, пускаемого детьми в луже, по сравнению со смелостью пуститься в плавание к Марсу в упаковочном ящике. Сама Земля казалась едва ли достаточно большим кораблем, чтобы отвадиться пересечь на ней расстояние хотя бы до вечно безжизненной Луны. Звезды являлись солнцами, но планеты были незаметными пятнышками, купающимися в их вечном свете. А само космическое пространство действительно походило на море, находящееся в постоянном движении летящих частиц и энергий в каждом миллиметре его непостижимого объема. Шокировало уже одно лишь наблюдение, как Земля превращается в еще одну точку света, теряющуюся среди мириадов других — поскольку, во время полета к Марсу, Земля быстро исчезла на фоне сверкающего Млечного Пути. Уже через час вне атмосферы, проведя первую проверку стенок ящика и его курса, Дольф мрачно понял, что если сейчас повернет назад, то и тогда будет большая удача, если он вернется домой живым и здоровым — и лучше бы выкинуть из головы безумную идею добраться до Марса. Только удачей можно объяснить то, что он до сих пор жив. За стенками ящика, невидимый и неощутимый, бушевал шторм космических течений, продолжающийся четырнадцать миллиардов лет, — если у него вообще было когда-то начало, — и будет он бушевать еще четырнадцать миллиардов, а, может, и вечно. Солнечный и звездный свет ярко освещал пропитанный силиконом корпус его абсурдного корабля, постепенно, молекула за молекулой, разрушая его. Солнечный ветер — поток субатомных частиц, вылетающих из солнечной атмосферы, пронизывал миниатюрный кораблик. Равно как и потоки космических лучей от бесчисленных звезд. Космические лучи, состоящие из элементарных частиц, летели почти что со скоростью частиц, разогнанных в синхрофазотронах, били по ящику, постепенно сдирая с него защитный слой. То же проделывали и микрометеориты размеров с песчинки. Дольф знал об этом заранее и пытался принять все возможные меры. Для полета он выбрал период спокойного Солнца в цикле пульсаций, когда не ожидалось никаких вспышек (хотя никто не мог гарантировать, что их и в самом деле не будет). Против радиации он рассчитывал, главным образом, на скорость. Чем быстрее будет лететь его кораблик, тем меньшую дозу облучения схватит его пассажир. Что касается метеоритов, то они были относительно редки за пределами земной гравитации, а собственное тяготение его кораблика было слишком мало, чтобы притягивать их. Насчет кислорода Дольф не беспокоился. Кислородные подушки из аптеки были снабжены масками, которые можно было быстро надеть, если уровень воздуха в корабле упадет ниже допустимого уровня. А от понижения давления было лишь одно средство — скорость. Все это казалось, по крайней мере, возможным, хотя и не очень разумным, в безопасном гараже весной в Айове. В бушующем же море потоков, каким на самом деле являлось «пустое» пространство, это выглядело совсем по-другому и представлялось теперь Дольфу неминуемой гибелью. Но он не собирался возвращаться теперь, с полпути, хотя бы потому, что обратный путь был не менее опасен. Он не собирался умирать, но и не хотел бесславно завершить свой проект. Может, он и допустил какую-нибудь ошибку, которая убьет его. Но он уже летел в космосе и намеревался продолжать свой путь. Дольф попытался отвлечься от слепой враждебности вселенной снаружи, и сконцентрировался на механике полета, тем более, что больше ему нечего было делать. Сам полет был гениален в своей простоте, благодаря фундаментальному характеру открытия Дольфа, которое вообще сделало его возможным. Он открыл, что тяготение не только тяготение, не только структурное состояние пространства, как постулировал Эйнштейн, но одновременно и является частью общего поля, включающего в себя электричество, магнетизм и другие воздействия (что Эйнштейн так и не сумел доказать), следовательно, тяготение полярно по своей сути, а именно — имеет отрицательный и положительный полюса. Учитывая это, достаточно одного очень слабого векторного толчка, чтобы обратить его и выбросить Дольфа и домик на дереве далеко от Земли. А, вылетев за пределы земной атмосферы, можно было добавить ускорение и полететь в пространстве по прямой со скоростью около тысячи миль в секунду. Этот полет совершенно не походил на