видеть, устали и начали болеть. Он закрыл их.
Где он находится?
Снова этот вопрос, так часто занимавший его мысли до того, как глаза открылись, стоял перед ним и казался самым важным из всех. И хотя он увидел, наконец, окружающее, это не внесло ясности, а, наоборот, запутало все еще больше.
Павильон был так странен, так не похож на что-либо виденное раньше, что невольно явились мысли о сновидении, о галлюцинации мозга, расстроенного болезнью.
Он даже обрадовался этому «объяснению» и поспешно открыл глаза, почти уверенный, что не увидит больше фантастического и непонятного купола…
Но его по-прежнему окружало голубое сияние геометрически правильной сферической поверхности «потолка».
Не сон, не галлюцинация, а реальная действительность!
«Все же, — почему-то подумал он, — двери должны быть. Ведь кто-то входил ко мне. Вероятно, они находятся позади меня, там, куда взглянуть я не могу».
Он нетерпеливо прислушивался, ожидая шагов, которые однажды уже слышал. Но все было тихо, так тихо, что удары взволнованного сердца казались ему громкими, как удары маятника больших настенных часов, висевших в квартире с тех пор, как он себя помнил, и равномерный перестук которых был неразрывно связан для него с воспоминаниями детства.
Никто не приходил.
Время шло, не внося никаких перемен. Много раз он засыпал и снова просыпался. Ему казалось, что прошли уже месяцы с того момента, как, открыв глаза, он впервые увидел это помещение. Ничто не менялось, и постепенно его начало охватывать отчаяние. Сколько еще предстояло ожидать вот так, в полном одиночестве, в мучительной неподвижности? Должны же, наконец, прийти люди, принести ему хотя бы пищу? Но, вероятно, они приходили во время его сна. «Как же меня кормят, — подумал он, — если я не могу пошевелить губами? Наверное, они применяют какое-нибудь искусственное питание». «Я ни за что не засну больше, — решил он однажды. — Дождусь прихода людей. Во что бы то ни стало». В этот раз он долго боролся со сном, но в конце концов все же заснул, так никого и не дождавшись.
Открыв глаза, он увидел то же помещение, но тотчас же понял, что произошла разительная перемена. Пол и купол, бывшие столько времени темно-голубыми, стали неизвестно каким образом молочно-белыми, и в павильоне стало гораздо светлее. Мало того, синее покрывало, под которым он лежал, и синяя подушка были теперь белыми. И такого же цвета стало его ложе. Только его тело оставалось прежним — золотисто-коричневым. Он не успел еще до конца осознать происшедшую перемену, как услышал слабый, но совершенно отчетливый звук, точно где-то далеко прозвенел звонок. И он сразу узнал этот звук, тот самый, который он слышал, когда лежал еще с закрытыми глазами, звук, вернувший ему ощущение жизни и характер которого он тщетно старался понять. Это был тот же звук, за которым во второй раз раздались шаги человека. Наконец-то! Сейчас он все узнает! И вот прямо перед ним нижняя часть купола внезапно раздвинулась, образовав узкую щель. В помещение кто-то вошел. Стена тотчас же сомкнулась за ним, но в глаза лежавшего человека успел ударить яркий свет оттуда, из-за пределов купола, служившего для него границей внешнего мира. Этот свет был так ярок, так ослепителен, что глаза сами собой закрылись. И снова, как в давно прошедший день, он услышал приближающиеся шаги. Совсем так же, как тогда! Но на этот раз он не потеряет сознания! Он открыл глаза. Вошедший стоял в двух шагах от ложа. В одно мгновение лежавший человек успел рассмотреть своего гостя (вернее сказать — хозяина) с головы до ног. И вместо облегчения от того, что исполнилось его желание и к нему пришел, наконец, другой человек, он ощутил вдруг страшную тревогу. Во всем облике вошедшего, в каждой черте его лица и фигуры, в каждой подробности необычной одежды лежавший увидел чужое. Он сразу всем существом почувствовал, что незнакомец, внешне похожий на людей, имеющий все признаки обычного человека, не имеет с ним самим ничего общего, что они совершенно различны, как должны быть различны жители разных планет. Вошедший был очень высокого роста, с могучей фигурой атлета. Загорелое лицо его обладало настолько правильными и красивыми, чертами, что казалось, будто это лицо статуи, а не обычного живого человека. Волосы были коротко острижены. Подбородок и верхняя губа гладко выбриты, или на них вообще не росли волосы. Удивительнее всего была одежда. Она напоминала костюм европейца в тропиках и была сшита, по-видимому, из тонкой и легкой светло-коричневой ткани. Рубашка без рукавов и воротника открывала шею и сильные руки. Очень широкий пояс плотно стягивал талию. Брюки кончались значительно выше колен и спадали мягкими складками. Этот причудливый наряд странным образом гармонировал с мощной фигурой необыкновенного человека. Трудно было представить его одетым иначе. Каждое движение вошедшего чем-то неуловимым отличалось от движений обычных людей. Его движения — гибкие и точные — напоминали движения дикого зверя и одновременно были изящны, как движения гимнаста. Все это лежавший увидел и успел обдумать за одну, много две секунды. В такие мгновения мозг работает с необычной быстротой и точностью. Вошедший человек, увидя закрытые глаза больного, нерешительно остановился. Когда же глаза больного открылись, он, радостно вскрикнув, стремительно подошел и наклонился над ложем. Его загорелое лицо слегка побледнело, губы задрожали. Почти с минуту он пристально всматривался в глаза лежавшего. В этих глазах, темных и глубоких, застыл немой вопрос. Вошедший понял его. Он наклонился еще ниже и неожиданно для лежавшего, который никак не ожидал этого от странного человека, не похожего на обычных людей, спросил на русском языке, но с каким-то неизвестным больному акцентом: — Вы меня видите? Губы больного дрогнули, раздался едва слышный звук. — Вы меня слышите, но не можете ответить? — В голосе вошедшего звучало огромное напряжение. — Но вы можете шевелить веками глаз. Закройте глаза, если вы видите меня. Веки больного на мгновение сомкнулись. Вошедший выпрямился. Его лицо побледнело еще больше, кисти рук судорожно сжались, словно он старался сдержать нарастающее волнение. Минуты две он тяжело дышал. Потом, видимо успокоившись немного, вновь склонился над больным. — Я задам вам несколько вопросов, — сказал он. Даже звук голоса его отличался от голосов всех людей, которых приходилось слышать больному. — Вы будете отвечать мне глазами. Если вы захотите сказать «да», то мигните один раз, а
Время шло, не внося никаких перемен. Много раз он засыпал и снова просыпался. Ему казалось, что прошли уже месяцы с того момента, как, открыв глаза, он впервые увидел это помещение. Ничто не менялось, и постепенно его начало охватывать отчаяние. Сколько еще предстояло ожидать вот так, в полном одиночестве, в мучительной неподвижности? Должны же, наконец, прийти люди, принести ему хотя бы пищу? Но, вероятно, они приходили во время его сна. «Как же меня кормят, — подумал он, — если я не могу пошевелить губами? Наверное, они применяют какое-нибудь искусственное питание». «Я ни за что не засну больше, — решил он однажды. — Дождусь прихода людей. Во что бы то ни стало». В этот раз он долго боролся со сном, но в конце концов все же заснул, так никого и не дождавшись.
Открыв глаза, он увидел то же помещение, но тотчас же понял, что произошла разительная перемена. Пол и купол, бывшие столько времени темно-голубыми, стали неизвестно каким образом молочно-белыми, и в павильоне стало гораздо светлее. Мало того, синее покрывало, под которым он лежал, и синяя подушка были теперь белыми. И такого же цвета стало его ложе. Только его тело оставалось прежним — золотисто-коричневым. Он не успел еще до конца осознать происшедшую перемену, как услышал слабый, но совершенно отчетливый звук, точно где-то далеко прозвенел звонок. И он сразу узнал этот звук, тот самый, который он слышал, когда лежал еще с закрытыми глазами, звук, вернувший ему ощущение жизни и характер которого он тщетно старался понять. Это был тот же звук, за которым во второй раз раздались шаги человека. Наконец-то! Сейчас он все узнает! И вот прямо перед ним нижняя часть купола внезапно раздвинулась, образовав узкую щель. В помещение кто-то вошел. Стена тотчас же сомкнулась за ним, но в глаза лежавшего человека успел ударить яркий свет оттуда, из-за пределов купола, служившего для него границей внешнего мира. Этот свет был так ярок, так ослепителен, что глаза сами собой закрылись. И снова, как в давно прошедший день, он услышал приближающиеся шаги. Совсем так же, как тогда! Но на этот раз он не потеряет сознания! Он открыл глаза. Вошедший стоял в двух шагах от ложа. В одно мгновение лежавший человек успел рассмотреть своего гостя (вернее сказать — хозяина) с головы до ног. И вместо облегчения от того, что исполнилось его желание и к нему пришел, наконец, другой человек, он ощутил вдруг страшную тревогу. Во всем облике вошедшего, в каждой черте его лица и фигуры, в каждой подробности необычной одежды лежавший увидел чужое. Он сразу всем существом почувствовал, что незнакомец, внешне похожий на людей, имеющий все признаки обычного человека, не имеет с ним самим ничего общего, что они совершенно различны, как должны быть различны жители разных планет. Вошедший был очень высокого роста, с могучей фигурой атлета. Загорелое лицо его обладало настолько правильными и красивыми, чертами, что казалось, будто это лицо статуи, а не обычного живого человека. Волосы были коротко острижены. Подбородок и верхняя губа гладко выбриты, или на них вообще не росли волосы. Удивительнее всего была одежда. Она напоминала костюм европейца в тропиках и была сшита, по-видимому, из тонкой и легкой светло-коричневой ткани. Рубашка без рукавов и воротника открывала шею и сильные руки. Очень широкий пояс плотно стягивал талию. Брюки кончались значительно выше колен и спадали мягкими складками. Этот причудливый наряд странным образом гармонировал с мощной фигурой необыкновенного человека. Трудно было представить его одетым иначе. Каждое движение вошедшего чем-то неуловимым отличалось от движений обычных людей. Его движения — гибкие и точные — напоминали движения дикого зверя и одновременно были изящны, как движения гимнаста. Все это лежавший увидел и успел обдумать за одну, много две секунды. В такие мгновения мозг работает с необычной быстротой и точностью. Вошедший человек, увидя закрытые глаза больного, нерешительно остановился. Когда же глаза больного открылись, он, радостно вскрикнув, стремительно подошел и наклонился над ложем. Его загорелое лицо слегка побледнело, губы задрожали. Почти с минуту он пристально всматривался в глаза лежавшего. В этих глазах, темных и глубоких, застыл немой вопрос. Вошедший понял его. Он наклонился еще ниже и неожиданно для лежавшего, который никак не ожидал этого от странного человека, не похожего на обычных людей, спросил на русском языке, но с каким-то неизвестным больному акцентом: — Вы меня видите? Губы больного дрогнули, раздался едва слышный звук. — Вы меня слышите, но не можете ответить? — В голосе вошедшего звучало огромное напряжение. — Но вы можете шевелить веками глаз. Закройте глаза, если вы видите меня. Веки больного на мгновение сомкнулись. Вошедший выпрямился. Его лицо побледнело еще больше, кисти рук судорожно сжались, словно он старался сдержать нарастающее волнение. Минуты две он тяжело дышал. Потом, видимо успокоившись немного, вновь склонился над больным. — Я задам вам несколько вопросов, — сказал он. Даже звук голоса его отличался от голосов всех людей, которых приходилось слышать больному. — Вы будете отвечать мне глазами. Если вы захотите сказать «да», то мигните один раз, а