же?

— Культ, вот что! Все это сильно смахивает на ритуальное жертвоприношение. И у меня есть ощущение, что ты это поощряешь.

— Ты опять за свое, Карл.

— У меня есть принципы и я ими не могу поступиться!

— Но ведь это игра, Карл.

— Это опасная игра. И я тебе уже говорил, к чему она может привести.

— Слушай, Карл, мы с тобой уже не раз об этом спорили, я не хочу попусту сотрясать воздух.

Пойми, ты воюешь с ветряными мельницами. Если нас в скором времени разыщут, то все проблемы решатся сами собой. Если же нет — ты ничем не сможешь помешать им в создании своей мифологии и религии…

— Я этого не допущу!

— Да пойми же ты, папа Карло, тебе это не под силу. Законы социальной психологии так же незыблемы, как законы физики. Вспомни древнюю историю. Не было на Земле народа без мифологии и религии…

— А здесь будет!

— Упрям ты, Карл… Хорошо, представим, что нас никогда не разыщут. Детишки уже неплохо приспособились, начнут плодиться и размножаться… Жить им, конечно, придется в море — на острове места не хватит… Ну, да, они уже и так в воде большую часть времени проводят… Эволюционируют в каких-нибудь дельфинов или тюленей. И может статься, что вообще перестанут быть разумными — если слишком хорошо приспособятся к среде. Много ли ума надо, чтобы за рыбами гоняться, да моллюсков собирать?

Для этого и инстинктов хватит…

— Вот потому я и хочу дать им знания и как можно больше, чтобы они не забыли, кто они и откуда.

— Знания? Какие знания? Надеюсь, ты согласишься, что в плане добывания пищи ты их ничему научить не можешь. Ничего практически полезного из твоих речей они не извлекут. Ты можешь только рассказывать им сказки про огромные города, летающие корабли и людей, умеющих делать чудесные вещи.

— Но мы-то знаем, что это не сказки!

— Мы знаем, а им остается только верить твоему честному слову, что это правда. Пифагорейский аргумент — Учитель сказал! Давай, насаждай авторитарный стиль мышления.

— Я обучу их принципам научного мышления.

— Да на кой черт они им нужны? Все это будет чистейшей абстракцией. А что конкретного ты им можешь показать? Два основных принципа научного метода познания — это повторяемость изучаемого явления и воспроизводимость этого явления в эксперименте. Ты можешь объяснить им устройство этого передатчика и создать еще один такой же?

Или хотя бы второй стаканчик для опреснителя?

Поскольку Карл не отвечал, Теофил продолжил.

— У нас тут все уникально. Один-единственный на всю планету остров, на нем один старик с длинной седой бородой, при нем одно говорящее лицо и один упавший с неба ковчег. Уникальность и неповторимость — это уже атрибуты чуда и сфера интересов религии. Плюс твои россказни про летающих среди звезд людей и о том, что мы сами пришли сюда с неба. Кстати, о звездах — ты уже пытался объяснить им, что это такое? Ведь увидеть их они смогут лишь доплыв до обратной стороны планеты…

Карл и на этот раз ничего не ответил.

— Словом, тут у нас есть все компоненты для вполне приличной религии. Которая, собственно, и должна иметь дело с уникальными феноменами — со всем миром в целом и с уникальным и неповторимым «я» каждого из нас… Знаешь, у большинства примитивных народов прошлого описание рая, куда отправляются души умерших, совпадало с описанием местности, откуда некогда пришли их далекие предки. В нашем случае любящие родители будут объяснять своим чадам, что их предки жили в раю, на небесах (и это, заметь, будет чистой правдой!), в странном месте, где было больше суши, чем воды.

Карл все так же угрюмо молчал, и маска на панели передатчика после паузы заговорила с мечтательной интонацией:

— А ведь, ей-богу, неплохая религия получится!

Они будут совершать паломничества к святой земле, которой для них станет наш островок…

Думаю, это лучше всех твоих наставлений поможет им сохранить память о своем происхождении и знание того, что жизнь — нечто большее, чем просто добывание пищи. В каком-нибудь поколении у них отыщется гений, который сможет изложить систему этой веры в возвышенной поэтической форме… Чувствую, это будет великолепная эпическая поэзия, что-нибудь на уровне, скажем, Бхагавад-гиты… А я у них буду чем-то вроде оракула…

— Ты так говоришь, как будто наверняка знаешь, что меня переживешь, угрюмо проговорил Карл, пристально глядя на маску.

Теофил явно смутился.

— Э-э… не обращай внимания, это я так — фантазирую.

Карл яростно ткнул пальцем в маску.

— Я твои фантазии насквозь вижу! Так вот запомни — не бывать тебе у них богом!

— Ты что, Карл! Я разве претендую?! Я только хочу, чтобы они верили в небесного бога, а еще лучше — во многих небесных богов, и ни в коем случае не сотворили бы бога на земле… то есть, тьфу, в воде, чтобы не было у них культа кого-либо из своих — история показывает, сколько крови тогда проливается… Особенно история ХХ века.

— Не собираюсь с тобой препираться, Теофил, ты кого хочешь уболтаешь. Но запомни одно — я не допущу никаких богов и религий. Я не допущу, чтобы реальность они подменяли иллюзиями.

Знаниями и только ими они будут руководствоваться в своей жизни, знаниями, а не верой. Ты понял? Знаниями, а не верой!..

— Понял, Карл, понял, да ты не волнуйся, успокойся, пожалуйста…

Маска вдруг приняла совсем другое выражение, глаза-объективы нацелились куда-то за спину Карла.

— А-а! — закричал Теофил радостно. — Вот и дети… Боже, что это они тащат?!.

Карл обернулся. Все пятеро уже были на берегу, вода стекала ручьями по их смуглой коже, покрытой белой соляной коркой. Владимир и Клод тяжело дыша тащили над собой и чуть впереди себя громадную, жуткого вида рыбину, насаженную на два костяных меча. Как будто хоругвь несли.

Мервин опасливо держался в стороне, Лила и Хельга что-то радостно визжали, приплясывали и хлопали в ладоши.

Рыба, казалось, окончательно смирилась со своей участью, но, когда ребята свалили ее на песок у ног Карла, вдруг забилась и задергалась. Карл осторожно отступил от нее. Судя по грозному виду, по костяному шипастому воротнику у жаберных щелей, по всем топорщащимся отросткам, шишкам и буграм на панцирных пластинах, создание было безобидным, не хищником, однако на шипах мог оказаться яд.

Владимир и Клод исполняли вокруг твари дикарский танец, размахивая в воздухе костяными мечами; бессвязно и бестолково, перебивая друг друга, выкрикивали историю своего подвига.

Карл только переводил глаза с одного на другого, пытаясь хоть что-то уразуметь.

— … она за рифом, а я как нырнул…

— … а я ее сбоку, а она…

— … она как рванется…

— … а я ее бац! А гарпун