поносы, их плач и свое полное бессилие и отчаяние.

«… теперь я им и не нужен — сами управляются… и море — как на заказ — температура воды 36 градусов по Цельсию, можно сутками из него не выползать без опасности переохладиться или перегреться… хорошо, на отмели, вроде особо опасных тварей нет, но рано или поздно они доплывут до глубоких мест, и кто им там может встретиться?.. черт! — рано или поздно… о чем я думаю?.. ведь отыщут же нас когда-нибудь… или я и сам уже не верю? Они уже почти взрослые… у Владимира и Клода волосы под мышками и на лобке появились… Мервин отстает в развитии, но смышлен, хитроват, на лету все схватывает… у Владимира ум другой — глубокий, основательный… прирожденный лидер… Клод, пожалуй, сильнее его, но во всем подчиняется, туповат… и девочки растут… скоро надо будет им про месячные объяснять, чтобы не пугались… что за комиссия, Создатель!.. если помощь еще на несколько лет задержится, придется и роды принимать… интересно — сами догадаются, что у них для чего, или рассказывать понадобится?..»

Громкий трубный звук с моря заставил его напрячься. Что-то неуловимо изменилось во всем мире. Воздух стал — как плавящееся стекло.

Резкие звуки каких-то варварских труб доносились уже со всех сторон, а Карл все сидел, придавленный тяжелым, темным страхом, и не было у него сил распрямиться и посмотреть, что происходит на море.

Наконец смог он поднять тяжелую голову, чтобы увидеть, как они выходят на берег. Сотни, тысячи — неровными рядами, повторяющими очертания береговой линии, ступали они на песок, вода стекала по их нагим телам, капала с мокрых бород мужчин и длинных распущенных волос женщин. А за их спинами, он ясно видел, все море до горизонта было усеяно человеческими головами плывущими к острову. Тысячи рук сверкали на солнце, вздымаясь и опускаясь для очередного гребка, блестела кожа резвящихся между людей дельфинов.

Многие из вышедших на берег мужчин были вооружены короткими, крепкими шипами или зазубренными, длинными костяными мечами меч-рыбы. На женщинах были ожерелья из мелких пурпурных ракушек, затмевающих яркостью подрагивающие соски, многие носили переброшенные через плечо пучки мягких водорослей, в протянутых вперед ладонях они несли горстки жемчуга, яркие веточки редких кораллов, причудливые раковины. Те, что уже были на берегу пели какой-то гимн, и звуки его все крепли и нарастали по мере того, как к поющим присоединялись выходящие из моря. Высокие женские голоса выпевали длинную мелодичную фразу, слов которой Карл не мог разобрать, мужские голоса как бы ставили за ней точку, выдыхая низкое, грозное «А-У-МММ», после чего раздавался трубный рев длинных, закрученных винтом раковин…

Они приближались к Карлу, но казалось, его не замечали. Их взгляды были устремлены на металлитовую маску на панели передатчика.

Впереди всех двигалась невысокая худощавая фигурка. Карл с трудом узнал Мервина. В растянутые мочки ушей мальчика были вставлены веточки черного коралла, грудь закрыта рядами ожерелий и панцирем громадного краба. В правой руке — посох или жезл из длинной, извилистой ветви того же твердого, тяжелого коралла.

Мервин поднял руку, и первые шеренги остановились, сдерживая напор идущих сзади рядов. Мальчик подошел ближе к передатчику, не отводя глаз от неподвижной маски, медленно опустился на колени. Положил черный посох на белый песок, протянул вперед руки и обратился к маске распевным речитативом. И снова Карл не мог понять слов. Маска оставалась застывшей, рот ее был искривлен в издевательской ухмылке, глаза закрыты. Мервин повторил свой призыв. Он как будто ждал чего-то и не получал ответа. Взор его скользнул вниз, и он увидел раздавленную Карлом раковину. Лицо мальчика исказилось гневом, и он впервые посмотрел прямо на Карла. Его глаза горели жутким огнем.

«Святотатство!» — воскликнул Мервин тонким голосом, и заледеневший от страха Карл услышал грозный рев толпы: «Святотатство!»

Ужас не давал Карлу пошевелиться, он знал, что пришел его конец, он не мог даже кричать, и ему ничего не оставалось, как прибегнуть к единственному способу спасения. Он проснулся.

Он вскочил на ноги, все еще трясясь от пережитого, и дико озирался вокруг.

Солнце и ветер. Белый песок и пустое море.

Гулко гудит солнечный зонт.

Он пришел в себя. Сердце перестало колотиться в груди, дыхание выровнялось. Он заметил, что решетчатая ферма опять сдвинулась к самому краю шкафа. Это была вечная его забота — не дать ей упасть. Зонт солнечной батареи сильно парусил под ветром и постоянно норовил спихнуть ферму с передатчика. Закрепить ее было нечем. Карл хотел толкнуть мачту назад, на середину, но чувствовал себя слишком слабым.

«Ладно, подержится еще. Дети вернутся — передвинем.»

Веки серой маски на панели передатчика дрогнули и раскрылись. Зрачки-объективы обшарили горизонт, сфокусировались на Карле. Губы маски зашевелились.

— Привет, Карл, — сказала маска приятным, низким, но явно искусственным голосом.

Карл с ненавистью посмотрел на нее.

«Убить мало идиота, который додумался снабжать вокодеры лицом, да еще и с мимикой», подумал он.

«Наверно, воображал, что это ужас как забавно и остроумно…»

— Что с тобой, Карл? Ты скверно выглядишь, старина, — сказала маска. Что-то случилось?

Карл подумал, что он давным-давно забыл, как звучит настоящий голос Теофила, да и лицо, если честно, тоже. Теофил для него был теперь этим лицом и этим голосом.

— Посмотри вниз, перед собой, — сказал наконец Карл.

Мимика маски выразила удивление, глаза опустились и пробежались по ракушечно-панцирным узорам.

— Ну что — красиво…

— Мервина затея?

— Они все этим занимались, но в общем-то да, его. А что?

— Так они, значит, тут были, пока я спал? И меня не разбудили!..

— А зачем? Они ненадолго, а потом снова ушли в море.

Карл мрачно смотрел в песок. Он проспал возвращение детей и сеанс связи. То и другое — главные составляющие его жизни на острове. И вот он проспал, а его даже не удосужились разбудить.

Со связью вообще дело было темное. Карл никак не мог уловить закономерности, когда передатчик начинал работу. Теофил что-то объяснял про необходимые условия, про непроницаемые слои в ионосфере, про особенности орбиты мертвого корабля… в данном случае, значит, связь была несколько часов назад. А бывало, что между сеансами проходило несколько стандартных суток, по крайней мере по внутреннему ритму организма Карла.

— Мне это не нравится, — мрачно сказал Карл.

— Что?

— Вот эти узоры.

— А по-моему, очень мило.

— Узоры хороши, но мне не нравится то, что за ними стоит.

— Что