отказалась чародействовать на крови и предпочла

направить силы в мирное, бытовое русло.

Старуха хоть и проклинала меня за уход, но не оставила без прощального подарка. Отныне

на запястье болталась широкая полоска железного браслета, в котором сверкал рыжий

камень размером с монету. Вряд ли драгоценный, но контролирующий мои силы. Дома

больше не горели, но без браслета я, как и прежде, представляла опасность для всех, включая

себя.

Напоследок учительница заявила, что я всё равно вернусь к ней. И, более того, от силы крови

отказаться невозможно. И когда-нибудь я это пойму.

Да ни за что на свете.

Оставшиеся дни, однообразные и скучные, стерлись из памяти. От графика я отставала, поэтому подъехала к княжеству только на семнадцатые сутки. Заметно похолодало, солнце

скрылось за сплошным полотном из туч. Потянулись длинные голые поля с чернеющими

крестами тряпичных кукол, отпугивающих ворон, и, собственно, сами вороны, гадящие

прямо на пугала. Впереди уже виднелись остроконечные башенки единственного крупного

города княжества — Капитска.

Хромоножка всё чаще надрывно чихала, шатаясь из стороны в сторону при малейшем

порыве ветра. Пришлось спешиваться и идти рядом с наглым животным, умело давящим на

жалость.

— Я тебя волкам скормлю, — пригрозила я.

Гнедая лошадка не ответила. Она вообще не особо любила общаться с хозяйкой. Только

печально посмотрела на меня, в очередной раз натужно вздохнула, завалилась на бок и…

Благополучно издохла, оставив растерянную чародейку в полнейшем одиночестве. До города

было ещё три часа пешей прогулки.

Пункт третий. Не доверяйте ей

«Лерейское княжество самое холодное и неприветливое из всех.

Не ходите туда».

Из путеводителя по Рустии.

Волкам несчастное существо я, конечно, не отдала. Наоборот, заприметила вдалеке фигурку

работающего в поле мужичка и слезно попросила того присмотреть за лошадкой до моего

возвращения из города. Мужичонок почесал окладистую бородку и почти свалил подальше, но с помощью слезной мольбы, разбавленной обещанием проклясть за отказ, согласился

скоротать время весьма необычным способом.

Колдобистой дороге не было конца. За три часа ходьбы я возненавидела окружающую

природу: редкие лесочки, осунувшиеся хижины, чахлые придорожные кусты. Мимо не

проехала ни одна телега, не проскакало ни единого путника.

Почему кто-то безмятежно посапывает на печи, а я вынуждена добираться до будущего

места работы едва ли не ползком? Где справедливость? Даже Хромоножке повезло — она

отправилась в Кущи богов. Или где проводят вечность лошади?

Рядом с городом началась жизнь. Тощие собаки приветливо помахивали обрубками хвостов; конопатые дети, улюлюкая, носились за псами с вытесанными из веток ножами; воняющие

брагой мужики спали по обочинам. Мрачные дружинники вальяжно расхаживали по

вытоптанным в грязи дорожкам. Один из них, нескладный и сутуловатый, похлопал меня по

плечу.

— Это... Ты куда?

— Туда, — я неопределенно указала пальцем.

— А на кой ляд? Нам нищих и своих хватает.

— По приглашению на службу.

— Зачем? — продолжал допытываться охранник. — К кому? Покажи бумаги.

Вот ещё, объясняться с каждым встречным! Вздохнула полной грудью и улыбнулась самой

теплой из возможных улыбок.

— Дяденька-стражник, — засюсюкала я, всучив дружиннику бумагу с направлением, —

отстаньте, пожалуйста. У меня лошадь скопытилась, поэтому за ней следит какой-то

мужчина. Мне некогда беседовать.

— А зачем следит? — Стражник настороженно захлопал белесыми ресницами.

— Чтоб не убежала, — с ленцой сообщила я. — А ещё я ученица болотной ведьмы. Не

пропустишь?

— Не пропущу, — гордо вымолвил дружинник, дочитав бумагу и отодвинувшись в

сторонку. — Ходят тут всякие… Общественный дух подрывают.

В чём-то он прав. Насчет «всяких» ничего сказать не могу, но город точно всплакнет, познакомившись со мной.

До княжеского имения, указанного как пункт встречи с нанимателями, я шла около получаса.

Оно нашлось практически сразу, как пустующие окраины сменились оживленными

улочками. К дому вели все вымощенные камнем тропинки в этом захудалом городе.

Кажется, боги давно поставили на Капитске жирный крест. Дома скосились от времени и

непогоды, рынок словно вымер, а единственный воришка, встретившийся на пути, слезно

попросил «милостивую госпожу» отдать ему кошелечек. Особо неразумная собака робко

пристроилась к ноге, за что получила троекратное проклятье и слабый пинок под мягкое

место.

Город походил на крупное село. Выделялся только расписной дом князя да стремящиеся в

небо башенки постовых.

В имение я так и не попала. На выходе меня изловила пухлая женщина в непривычно

длинной юбке, та волочилась по земле. Дама кокетливо поправила угольно-черные

вьющиеся волосы и воскликнула, оскаливаясь во весь рот:

— Деточка! Родненькая!

— Кто? — Я огляделась.

Прием показался чрезмерно пышным для чародейки сомнительной наружности.

— Как дороженька, лошадка не устала? — заискивающе тараторила женщина.

— Ей хорошо, — заверила я. — Вы, наверное, обознались. Я приехала по направлению из

столицы.

Дама закивала с такой силой, что я испугалась. Как бы голова не оторвалась от короткой

шеи.

— Да-да, дошла весточка. Дождались спасительницу!

«Почему письмо пришло быстрее, чем работница?!» — вознегодовала я. Впрочем, ответ

прост: письмо тащила не изнеможенная лошадь, а воробьиная почта. Тощий с виду

воробышек умудрялся за неделю доставить весточку в другой конец страны. Конечно, можно

было бы отправить зов с помощью магии, но сомневаюсь, что в княжестве, где нет чародейки

для обучения детей, работают специально обученные отправители зовов.

Куда сильнее волновало то, каким образом меня вознесли в ранг спасителей. И что мне за это

будет.

— Можете звать меня Ладой.

Мою протянутую руку сжали в крепких объятиях.

— Ладочка! — возопила ненормальная. — Я — Ельна.

— Приятно познакомиться. Знаете… — Я засеменила назад. — Лучше — Славой.

— Славочка! — Губы расплылись в счастливой улыбке.

Нужно было остаться с Хромоножкой. Прилегла бы рядом, обняла… померла по-тихому.

— Честно говоря, мне больше нравится полное имя — Ладислава, — решилась я, искренне

веря в невозможность ласкового сокращения. Ошиблась.

— Ладиславусечка наша! — «Ладиславусечка» поперхнулась. — Мы ж колдуна столько

месяцев ждем. Наши-то, самоучки треклятые, двух слов связать не могут,