начал я, неуверенный будет ли фонарь реагировать на них. Я не хочу врать, но

и что-то отвечать ему я тоже не хочу.

Затем входная дверь открывается и громко захлопывается снова, и на пороге за фашистом

появляется Пенелопа. Ее волосы собраны вверх и она больше не жует жвачку. Ее колени

грязные и туфли очень неопрятны. Аудиоплеер больше не прицеплен к ее бедру, но

зеленые солнцезащитные очки все еще на лице, несмотря на то, что уже ночь.

Неожиданно голос мистера Файнела выводит меня из оцепенения.

– На что это ты смотришь, парень?

Абсолютно точно, более чем шесть футов в высоту, нацист больше не сидит, опираясь на

поручень перил. Теперь он стоит перед дочерью, загораживая ее от меня своим телом.

Я выпрямляюсь и говорю слишком громко и быстро.

– Ни на что!

Он снова хохочет на мой ответ, но хмурит брови еще сильнее, чем прежде. Пенелопа

выглядывает из-под руки своего отца. Я не могу отвести взгляда.

Мистер Файнел перестает смеяться.

– Увидел кого-то симпатичного, парень? Ты думаешь, я ничего такой?

– Что… что... нет, – запинаюсь я. Мое сердце останавливается. Мужик меня явно

ненавидит.

Наконец-то она начинает говорить мягким и слабым голосом.

– Папа, не позорь меня. Ты ставишь меня в неловкое положение.

Фашист кладет руки на плечи своей дочери и ведет ее вниз по ступенькам к дорожке,

ведущей к Крайслеру.

– Этот парень, сосед, очень странный, Пен. Не разговаривай с ним, – он предупреждает ее

с весельем в голосе. – Он предложил мне болты.

Она, шутя, шлепает его по руке.

– Перестань. Пойдем, покушаем пиццы.

Как только они доходят до машины, мистер Файнел осторожно открывает дверь и пускает

девушку, которая носит солнцезащитные очки по ночам, в машину. Я стою посередине

своего двора, и пялюсь как идиот. Руки все еще в карманах и сердце потихоньку начинает

восстанавливать ритм. Хорошо бы пойти в дом, но я не могу заставить свои ноги

двигаться.

Затем Пен машет мне.

Я улыбаюсь.

Скалящийся фашист закрывает дверь и встречается со мной взглядом. Кажется, его грудь

раздулась, и выражение лица становится злее. Но за всей строгостью, он пытается скрыть

улыбку.

– Я наблюдаю за тобой, парень, – говорит он и уезжает.

Я быстро принимаю душ, и уже сижу за обеденным столом с мокрыми волосами, и

набиваю свой рот спагетти. Моя сестра Риса сидит рядом со мной, на ее голове тоненькие

косички, и розовые губы от леденцов съеденных до ужина. У Рисы, красные глаза и

ленивая улыбка. Наши родители, сидят напротив, и обсуждают с ней странный противный

запах, который периодически идет из ее комнаты.

Волосы ядовитого цвета и самостоятельно проколотый швейной иголкой нос, одежда из

секонд-хенда. Моя старшая сестра Риса Декер, городская сумасшедшая, независимая

душа, которая однажды привязала себя к дереву на переднем дворе, когда городская

служба захотела всего лишь подпилить ему ветки.

Миллион раз она пыталась убедить меня, что в нее перевоплотилась Дженис Джоплин

(Прим. ред.: амер. рок-певица, считается лучшей белой исполнительницей блюза 1943-

1970г.) с порой проглядывающим Мадди Уотерсом (Прим. ред.: американский

чернокожий блюзмэн 1913-1983).Что очень странно, потому что Риса родилась до того,

как они умерли (я спрашивал маму).

Риса на пять лет старше меня, но я более чем уверен, что умнее ее.

– Это был ладан, – клянется она. Риса начинает смеяться, но прикрывает все это кашлем.

Я закатываю глаза и отщипываю кусочек чесночного хлеба.

Мой отец, невысокий и добрый мужчина, указывает своей вилкой на свою единственную

дочь. Его очки сидят высоко на носу.

– Лучше, что бы это так и было.

Мама, еще меньше и добрее, кивает.

– Ты должна доверять нам, Риса.

Сестра смотрит на меня и подмигивает.

– Я знаю, ма.

Одним махом я выпиваю свой стакан молока.

Мой отец накручивает на вилку, которой только что указывал на мою единоутробную

сестру, спагетти в соусе.

– Ты – пример для подражания Диллона. Он вступает в нелегкий возраст, поэтому самое

последнее, что ему нужно, что бы его же сестра портила его.

Прежде чем отец заканчивает одну из своих проповедей, Риса начинает говорить о

девочке, которую я никак не могу выбросить из головы.

– Вы видели наших новых соседей, они сегодня переехали в пустующий дом? Мне

кажется, что их дочка твоя ровесница, Ди.

Я киваю и тяжело сглатываю.

– Да, я видел.

Лицо мамы озаряется.

– Мне казалось, я видела припаркованный грузовик для переезда у входа.

– Верно, – отец, доедает и откидывается в кресле. – Я слышал, что дом был куплен.

– Ага, – продолжает сестра, – ходят слухи, что это новый футбольный тренер для

старшеклассников. Они переехали сюда из то ли из Юты, то ли из такого-же дерьма.

Мама роняет свои приборы.

– Следи за языком.

– В любом случае, – продолжает Риса, – ты можешь узнать у нее, не захочет ли она

поехать в школу вместе с тобой на велосипеде, Диллон. Она миленькая. Может быть, она

будет твоей подружкой.

Отец качает головой, и щеки его слегка краснеют. Он добрый, в отличие от соседа с

густыми бровями.

– Слишком рано для свиданий. Ты согласна, Дон?

Мама кивает.

– Полностью согласна.

Отодвигая свою пустую тарелку, я вжимаюсь в стул. Идея встречаться каждое утро была

очень привлекательной, но после того как родители усмотрели в этом свидание, она стала

меня бесить. Да и сестре, не мешало бы заняться своими делами.

– Я езжу на велике до школы вместе с Кайлом и Гербом. И, девчонка не милая. А еще,

мистер Файнел сказал, что твой фонарь слишком яркий, и он переживает, что

сигнализация сработает на опоссумов, и будет постоянно вспыхивать, – говорю я,