бумага, хотя общий вес гнезда несравненно превосходит вес гнезд однолетних. А вот новый план строений словно на наших глазах и родился.
С февраля по май, когда армады четырехкрылых пиратов, обосновавшихся в Новой Зеландии, заняты воспитанием главной массы расплода (хотя в ячеи и было снесено больше, чем по одному яйцу, в которой развивается только по одной личинке), охота фуражиров, заготовляющих корм для личинок, ведется с неописуемой энергией. Многократно проверено по хронометрам: не больше пяти секунд требуется осе охотнице, чтобы превратить муху в котлетку. Примерно за такой же срок разделывается гусеничка пяденицы.
Оса-германика, возвращающаяся в гнездо. Из гнезда выходит другая... «По всей Новой Зеландии в 1945 году было обнаружено 7 гнезд этой осы. Подсчитать, сколько гнезд ее существует здесь теперь, было бы подвигом, непосильным даже для Геркулеса»,— пишет сотрудник музея в Отаго Д. Т. Дзрби.
Беспрерывно с рассвету и до сумерек стекаются отовсюду тонкие ручейки мясного корма, стягиваются в просвет летка и исчезают в недрах гнезда, где они вскоре превратятся в новые армады крылатых охотников-пиратов. Но уже с апреля, а в мае особенно начинает возрастать потребность семей в углеводном корме. Нектар немногих, доступных осам цветков, а больше всего меловая роса — падь, сладкие капли, выбрызгиваемые тлями, сосущими растительные соки, подбираются осами-фуражирами досуха. И мало кто отмечает, что эта заготовка пади — благодеяние для лесной растительности, так как на растениях она скоро превращается в питательную среду для вреднейшего сажистого грибка.
Гигантское гнездо германика, обнаруженное в районе Вийтакере. Его размеры: 417x150х60 сантиметров. Человек, стоящий о правом углу, рукой в белом нарукавнике указывает место, где оканчивается гнездо. Возраст этого поселения установить не удалось. Примечание автора: фотография и изложение подробностей были посланы одному из специалистов по зоогеографии. В ответе содержались следующие строки: «Если это фантастческое происшествие действительно приключилось с германика на островах Новой Зеландии, то острова впору именовать Гилапогосскими...»
Увы! Пиры пиратов не исчерпываются сбором пади. С апреля в Новой Зеландии начинают созревать урожаи плодовых, виноград. Потом подходит черед поздних яблок, груш, айвы. Если плод снаружи поврежден червоточиной, надклеван птицей, разбился при падении, осы могут высосать его досуха. От какого-нибудь яблока, в которое птичий клюв проложил ход-другой, осы могут оставить одну только тонкую кожуру и сердцевину с семечками — пустышку без всяких следов мякоти. И виноградные ягоды, и инжир подвергаются атакам. Довольно значителен ущерб и на пасеках, где осы нападают на ульи, разворовывают мед. Конечно, близость гигантских гнезд к садам и пасекам не радует ни садовников, ни пчеловодов. Но, по заключениям специалистов, даже вблизи от многолетних гнезд, если соблюдаются необходимые меры предосторожности, ущерб от ос не бывает мало-мальски серьезным. В то же время возникающие под небом незнакомых широт и меридианов обиталища всем знакомых ос не подсказывают ли, что природа демонстрирует наглядную модель явления многозначимого? Не подастся ли здесь сигнал, несущий ободряющую, обнадеживающую информацию для всех, кто задумывается над вопросами продления жизни? Не окажутся ли Тасмания и Новая Зеландия Галапагосом в истории науки о продлении жизни? Иначе говоря, не освещают ли Мегалополисы Океании дорогу для макробиотики, для геронтологии?
Тот факт, что однолетний во всем мире вид прижился и стал образовывать многолетние семьи в Африке, на островах Океании, не говорит ли, что этими четырехкрылыми не зазорно заняться более серьезно и пристально, чем делалось до сих пор. И, может быть, именно осе предстоит стать тем четвертым насекомым, которое будет удостоено памятника? Думается, то должен быть памятник не какому-нибудь определенному виду ос, но всей этой массивной группе жалоносных перепончатокрылых, уже выявленных систематиками и еще ожидающих открытия и описания. Это должен быть памятник всему миру ос, всем осиным мирам и их неутомимым и бескорыстным исследователям — прошлым, настоящим и будущим. Как скульптура в Гифу, прославляющая медоносных пчел, памятник прославит ос, опыляющих орхидею Эпипактис латифолия и ос-бластофаг — четырехкрылых богинь плодородия, превращающих бесплодные смоковницы в кормящий людей изобильный инжир. Как австралийский мемориал в честь бабочки, очистившей целый континент от заполонивших его сорных кактусов, памятник станет признанием заслуг и полезности тысяч видов четырехкрылых корсаров — искоренителей шестиногой нечисти, наносящей урон урожаю полей, садов, огородов, бахчей, виноградников, пастбищ, лесов, цветочных плантаций. Как алабамская статуя древней богини плодородия, вознесшей ввысь бронзового долгоносика — эмблему губительного следствия монокультуры, жучка, открывшего агрономам глаза на причины хлопковых неурожаев, поднимется монумент в честь насекомого, подсказавшего науке путь к новой победе. Когда-то Фабр в своих «Энтомологических воспоминаниях» предвидел появление «науки, наученной животным» . Новозеландские паравеспула не станут ли еще одним из таких учителей? И то был бы также памятник поколениям, еще не знавшим о существовании бластофаг, но сделавшим поразительное открытие - капрификацию инжирных деревьев: памятник автору первой естественной истории ос — Аристотелю, памятник Плинию и другим натуралистам древности, памятник и более поздним исследователям этой области — Реомюру и Линнею, Ленелетье и Соссюру, Ламарку и Дарвину, Фабрициусу и Ормероду, Дюфуру и Радошковскому, Малышеву и Тинбергену, Казенасу и Миноранскому, Даршену и Томасу, Вест-Эбергард и Спредбэри, и множеству других, а также легиону молодых, только начинающих свой путь в науку о природе для ее познания, охраны, использования на благо людей. * * *
Оса-германика, возвращающаяся в гнездо. Из гнезда выходит другая... «По всей Новой Зеландии в 1945 году было обнаружено 7 гнезд этой осы. Подсчитать, сколько гнезд ее существует здесь теперь, было бы подвигом, непосильным даже для Геркулеса»,— пишет сотрудник музея в Отаго Д. Т. Дзрби.
Беспрерывно с рассвету и до сумерек стекаются отовсюду тонкие ручейки мясного корма, стягиваются в просвет летка и исчезают в недрах гнезда, где они вскоре превратятся в новые армады крылатых охотников-пиратов. Но уже с апреля, а в мае особенно начинает возрастать потребность семей в углеводном корме. Нектар немногих, доступных осам цветков, а больше всего меловая роса — падь, сладкие капли, выбрызгиваемые тлями, сосущими растительные соки, подбираются осами-фуражирами досуха. И мало кто отмечает, что эта заготовка пади — благодеяние для лесной растительности, так как на растениях она скоро превращается в питательную среду для вреднейшего сажистого грибка.
Гигантское гнездо германика, обнаруженное в районе Вийтакере. Его размеры: 417x150х60 сантиметров. Человек, стоящий о правом углу, рукой в белом нарукавнике указывает место, где оканчивается гнездо. Возраст этого поселения установить не удалось. Примечание автора: фотография и изложение подробностей были посланы одному из специалистов по зоогеографии. В ответе содержались следующие строки: «Если это фантастческое происшествие действительно приключилось с германика на островах Новой Зеландии, то острова впору именовать Гилапогосскими...»
Увы! Пиры пиратов не исчерпываются сбором пади. С апреля в Новой Зеландии начинают созревать урожаи плодовых, виноград. Потом подходит черед поздних яблок, груш, айвы. Если плод снаружи поврежден червоточиной, надклеван птицей, разбился при падении, осы могут высосать его досуха. От какого-нибудь яблока, в которое птичий клюв проложил ход-другой, осы могут оставить одну только тонкую кожуру и сердцевину с семечками — пустышку без всяких следов мякоти. И виноградные ягоды, и инжир подвергаются атакам. Довольно значителен ущерб и на пасеках, где осы нападают на ульи, разворовывают мед. Конечно, близость гигантских гнезд к садам и пасекам не радует ни садовников, ни пчеловодов. Но, по заключениям специалистов, даже вблизи от многолетних гнезд, если соблюдаются необходимые меры предосторожности, ущерб от ос не бывает мало-мальски серьезным. В то же время возникающие под небом незнакомых широт и меридианов обиталища всем знакомых ос не подсказывают ли, что природа демонстрирует наглядную модель явления многозначимого? Не подастся ли здесь сигнал, несущий ободряющую, обнадеживающую информацию для всех, кто задумывается над вопросами продления жизни? Не окажутся ли Тасмания и Новая Зеландия Галапагосом в истории науки о продлении жизни? Иначе говоря, не освещают ли Мегалополисы Океании дорогу для макробиотики, для геронтологии?
Тот факт, что однолетний во всем мире вид прижился и стал образовывать многолетние семьи в Африке, на островах Океании, не говорит ли, что этими четырехкрылыми не зазорно заняться более серьезно и пристально, чем делалось до сих пор. И, может быть, именно осе предстоит стать тем четвертым насекомым, которое будет удостоено памятника? Думается, то должен быть памятник не какому-нибудь определенному виду ос, но всей этой массивной группе жалоносных перепончатокрылых, уже выявленных систематиками и еще ожидающих открытия и описания. Это должен быть памятник всему миру ос, всем осиным мирам и их неутомимым и бескорыстным исследователям — прошлым, настоящим и будущим. Как скульптура в Гифу, прославляющая медоносных пчел, памятник прославит ос, опыляющих орхидею Эпипактис латифолия и ос-бластофаг — четырехкрылых богинь плодородия, превращающих бесплодные смоковницы в кормящий людей изобильный инжир. Как австралийский мемориал в честь бабочки, очистившей целый континент от заполонивших его сорных кактусов, памятник станет признанием заслуг и полезности тысяч видов четырехкрылых корсаров — искоренителей шестиногой нечисти, наносящей урон урожаю полей, садов, огородов, бахчей, виноградников, пастбищ, лесов, цветочных плантаций. Как алабамская статуя древней богини плодородия, вознесшей ввысь бронзового долгоносика — эмблему губительного следствия монокультуры, жучка, открывшего агрономам глаза на причины хлопковых неурожаев, поднимется монумент в честь насекомого, подсказавшего науке путь к новой победе. Когда-то Фабр в своих «Энтомологических воспоминаниях» предвидел появление «науки, наученной животным» . Новозеландские паравеспула не станут ли еще одним из таких учителей? И то был бы также памятник поколениям, еще не знавшим о существовании бластофаг, но сделавшим поразительное открытие - капрификацию инжирных деревьев: памятник автору первой естественной истории ос — Аристотелю, памятник Плинию и другим натуралистам древности, памятник и более поздним исследователям этой области — Реомюру и Линнею, Ленелетье и Соссюру, Ламарку и Дарвину, Фабрициусу и Ормероду, Дюфуру и Радошковскому, Малышеву и Тинбергену, Казенасу и Миноранскому, Даршену и Томасу, Вест-Эбергард и Спредбэри, и множеству других, а также легиону молодых, только начинающих свой путь в науку о природе для ее познания, охраны, использования на благо людей. * * *
