Пока мой взгляд, как и мысли, метался с одного на другое, дед Кейрана наблюдал за мной. Выражение лица старика не выдавало никаких чувств. Насколько я успела заметить, старший Уолш почти все время выглядел спокойным и невозмутимым. Он немногословен, но поговорить не отказывался и подхватывал любую предложенную тему разговора.
— Хейз, тот медальон, который показывала мне, ты получила здесь? Хозяйка этого магазинчика подарила его тебе? — вдруг спросил Джек.
— Да, — я инстинктивно приложила руку к амулету. — Эвлинн сказала, что он сделан ее дядей.
— Мастера звали Финн ОКинни. — Уолш качнулся, задумчиво устремив взгляд в одну точку. — Верный возлюбленный моей супруги. Он боготворил Полин, и своим упрямым беззаветным чувством начисто отбивал у меня всю охоту ревновать и даже возмущаться.
— Вы говорили, что…
— Что и сам был влюблен в другую? — Усмешка печальной тенью мелькнула и погасла на губах старика. — Это так, но и жену, как ни странно, я любил. Как говорится, по-своему.
Уолш потянулся и мягко взял из моих рук календарь, прищурился, разглядывая его и будто припоминая что-то.
— Мы жили с ней совсем неплохо, с моей Лин. И тогда, и теперь я понимал, что нас вместе держала необходимость, которая сильнее любви, сильнее любых страстей.
— Я прочитала дневник, и у меня есть вопросы, — выпалила я.
— Задавай, — кивнул Джек.
Я открыла и тут же захлопнула рот.
Что я хотела узнать? Историю семьи человека, который проник в мои мысли, сны, под кожу и в кровь, стал моим дыханием и целебной влагой, единственной способной утолить невыносимую жажду? Или была во всем этом еще и некая острая необходимость, неподдающаяся внятному определению?
Сознание, словно поделенное пополам, заставило ощутить себя зрителем сразу двух театральных действ. Одно являло собой четкое отображение реальности, второе скрывало истину за вязким туманом загадочности, и из попыток что-то разглядеть за ним рождались самые невероятные образы и предположения, следуя за которыми, можно было зайти слишком далеко, так ничего и не поняв.
Я уже никак не могла избавиться от того, что меня вновь и вновь подхватывало и уносило за грань обыденности. Туда, где простые узоры свивались в сложные линии судеб и уводили в непостижимые дали…
Патриция сказала бы — ты сходишь с ума, Хейз! Я не отрицала, но и не спешила соглашаться, потому что такой вариант снимал с меня любую ответственность за развитие сюжета неизвестного «представления». А мне временами упорно казалось, что и от меня зависело, во что превратится спектакль — в кошмарное представление театра Гран-Гиньоль*** или станет житейской пьесой, написанной с соблюдением всех законов жанра и не выходящей за рамки обыденности.
Джек говорил мне, что детские вещи с чердака нельзя выносить из дома. Объяснений странному условию не дал, но я почему-то склонялась к тому, чтобы просто принять это и послушаться.
В ушах все еще звучал густой негромкий голос Джека, с готовностью произнесшего слово «задавай», и я, собрав в стайку более или менее трезвые мысли и вооружившись намерением прояснить сразу несколько интересующих меня моментов, сказала:
— Приглашаю вас в гости, Джек, прямо сейчас. Если это для вас не слишком затруднительно, — добавила поспешно.
— С удовольствием принимаю предложение. — Джек сопроводил ответ по-королевски величественным наклоном белоснежной головы. — Но не станет ли это затруднительно для вас с Джун? Не осточертело ли вам общество старика, от которого не так просто отделаться?
Нет. Совсем не осточертело.
Я разведена, мама и папа далеко, а в родном городе не осталось никого из родственников, всех разбросало по стране и за ее пределы. С недавних пор в моей жизни появился Кейран и еще несколько людей, которых я вполне могла считать своей семьей: Брайан и его маленькая дочка, а еще Уна и этот сидящий передо мной пожилой мужчина, являвшийся единственным родным человеком тому, кого я любила больше жизни.
«Я хотел попросить тебя разрешить Джеку провести с нами день. Забрать его из пансиона. К нам. Чтобы он увидел наш старый дом другим. Почувствовал, что прошлое ушло и у меня все хорошо. Ему это необходимо, Хейз».
Слова Кейрана прозвучали в моих ушах, словно он сам повторил их прямо сейчас. И я хорошо помнила, что пообещала выполнить пожелание Кея в ближайшее время.
— И я наплашивалась в гости к Хейз, — раздался хрипловатый со сна голосок Джун. Она потянулась, несильно лягнув ногами сидевшего рядом Джека, зевнула. — Ну, поехали?
Мы с Уолшем переглянулись, не сдержав улыбок. Маленькая девочка снова чудесным образом ликвидировала напряжение и мгновенно расставила все по местам.
— Вот и я напрашиваюсь, — согласился Джек. — Так что, если не нарушу своей бесцеремонностью никаких планов, то с удовольствием проведу еще некоторое время в вашем с Джун обществе.
***
День прошел.
Джун крепко спала, я прилегла рядом, пытаясь заснуть и хотя бы на время отключиться от мыслей, призраками бродивших в голове.
Я и мысли. Мысли и я. А еще ночь за окном, и рука под влажной от слез щекой. Слезы текли сами, я не звала их. Лежала, закрыв глаза, слушала дыхание маленькой девочки и находила в этом звуке всю самую искреннюю безмятежность мира. Но что-то постоянно опрокидывало наполнявшуюся спокойствием чашу в моей душе.
Брайан позвонил, когда мы с Джун уже отвезли Джека в пансион и вернулись домой, усталые, переполненные каждая своими впечатлениями. Бесцветный, совершенно убитый голос друга добавил тяжести грузу, лежащему на плечах после разговора с дедом Кейрана. И я, поговорив с Брайаном, подтвердившим, что заберет дочь завтра, эгоистично порадовалась, что этой ночью не буду одна в пустом доме. Со мной останется Джун, маленький представитель Времени Света.
…Несколькими часами ранее, тяжело опираясь на трость, медленно и осторожно шагал Джек по дорожке от калитки к двери дома. Останавливался, осматривался, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, явно пораженный увиденным