таможеннику, симпатичному парню с рыжими волосами и веснушчатым лицом. Он отругал ее за неправильно заполненную декларацию, но когда она сказала, что летит за границу впервые и ничего не знает, улыбнулся, и ей показалось, что он похож на Сережу. Неожиданно для себя Наташа сказала ему об этом, и он улыбнулся снова.

Она взяла чемодан и перешла в следующую очередь, поменьше, — на регистрацию. Когда перед ней оставался один человек, она слегка замешкалась и вдруг почувствовала, что кто-то слегка задел ее чемоданом. Наташа обернулась. «Pardon, madame, excusez-moi!»^[1] Это был иностранец в плаще и клетчатом шарфе. «Француз…» — рассеянно подумала она, слегка кивнула и тут же забыла о нем.

Регистрация прошла без малейших затруднений, потом был паспортный контроль, где ей уже никто не улыбался, и, наконец, она оказалась в просторном зале ожидания, где набралось довольно много пассажиров. Она села на банкетку, открыла сумочку, повертела в руках сверток и переложила его в пластиковый пакет, в котором лежал ее зонт.

* * *

Наконец объявили посадку. Пассажиры, подхватив ручную кладь, сгрудились у ворот, где две улыбающиеся стюардессы выдавали посадочные талоны, и по длинному рукаву потянулись к самолету. Очутившись в салоне, Наташа нашла свое место. Оно оказалось с левой стороны, между двумя другими креслами, в одном из которых, около иллюминатора, сидела необъятных размеров женщина. Она приветливо посмотрела на Наташу, убрала с ее сиденья увесистую сумку и спросила, нет ли у нее ручной клади. Наташа беззаботно ответила, что у нее вообще нет почти никакой клади, что она летит всего на неделю, к подруге, и ей ничего особенного за эту неделю не понадобится.

— Я понимаю, у вас будет много багажа на обратном пути.

— Почему?

— Но вы же будете делать шопинг?

Наташа рассмеялась.

— Нет, я куплю подарки своим, и на это у меня вряд ли уйдет много времени.

— Вы хорошо знаете Париж? — Дама была явно настроена поболтать.

— Я столько читала о нем и столько раз о нем мечтала, что, мне кажется, я действительно хорошо его знаю. Но еду туда в первый раз.

— Вы говорите по-французски?

— Совсем чуть-чуть. Я учила его в институте, но это было давно…

И вдруг приятный мужской голос с легким акцентом весело произнес у нее за спиной:

— Если мадам не возражает, мы могли бы немного попрактиковаться…

Она обернулась. Это был тот самый француз, который толкнул ее на регистрации — в плаше и клетчатом шарфе.

— Это семнадцатое место? Значит, я ваш сосед. Позвольте представиться: меня зовут Филипп Левек. А вас?

— Меня — Наташа.

— О, это мое любимое русское имя. Так вы согласны поговорить со мной по-французски?

— Нет, только не это! — рассмеялась она. — Я все давно перезабыла!

— Не волнуйтесь, я буду не строгим учителем!

Наташа внимательно взглянула на него.

— Зато вы наверняка были прилежным учеником: вы так хорошо говорите по-русски…

— Напротив, я был ужасным лоботрясом. Мой русский язык — это заслуга моей бабушки. Ее звали Екатерина Васильевна Крамская, и она говорила по-русски так, как, увы, уже давно никто не говорит.

— Так вы русский?

— Нет, я француз. Во мне только четвертинка русской крови. Моя бабушка уехала из России во время революции и вышла замуж в 1918 году во Франции за моего деда, стопроцентного француза. С усами.

Наташа рассмеялась.

— Стопроцентный француз должен быть непременно с усами?

— Вспомните Бальзака, Флобера, Мопассана…

— Лермонтова, Гоголя, Горького…

Они рассмеялись.

Стюардесса объяснила, что делать, если самолет потерпит крушение, попросила не курить и пристегнуть ремни. Лайнер вырулил на взлетную полосу, и через несколько минут они уже были в воздухе.

Филипп спросил, где она будет жить, сказал, что это один из самых дорогих кварталов Парижа, что это рядом с Пасси, где когда-то жили его родители, что неподалеку — Булонский лес и что он даже знает этот дом, потому что когда-то бывал там у знакомых русских. На ее вопрос о том, чем он занимается и что делал в России, ответил: он издатель, интересуется русской литературой — и назвал массу людей, знакомых ей по институту, — у одних она училась, других знала просто потому, что их знали все.

Потом они болтали о какой-то чепухе, смеялись и ужасно раздражали сидевшую рядом толстую тетку.

Наташе казалось, что они давно знакомы и хорошо понимают друг друга, и когда шасси упруго ударились о бетонное покрытие посадочной полосы аэропорта «Шарль де Голль» в Руасси, она страшно удивилась — у нее было ощущение, что полет продолжался не более десяти минут.

Филипп встал, пожелал ей хорошо провести время и попрактиковаться во французском языке, вежливо спросил, не может ли быть ей чем-нибудь полезен в Париже, на что она дрожащим от обиды и разочарования голосом ответила: «Ннет». Затем он снял с верхней полки свой кейс, вежливо подал ей ее сумку и полиэтиленовый пакет, который тоже был наверху, поблагодарил за приятно проведенное время, попрощался и быстрыми шагами направился к выходу. Наташа, вздохнув, тихонько задушила едва родившуюся маленькую надежду, надела плащ и тоже заторопилась к выходу.

* * *

Взяв с резинового транспортера свой чемодан и, стараясь не отставать от пассажиров, летевших с ней одним рейсом, чтобы не заблудиться, Наташа направилась к паспортному контролю. Пограничник, немолодой крупный брюнет с усами («Стопроцентный», — подумала она), долго и внимательно рассматривал ее паспорт, потом что-то строго спросил ее по-французски, чего она не поняла, и в конце концов пропустил. С замиранием сердца она направилась по широкому коридору к выходу, и в тот момент, когда впереди, среди встречающих, она разглядела под огромным черным табло свою подругу, махавшую ей рукой, к ней подошел человек в потертой кожаной куртке и на чистом русском языке спросил: «Вы — Наташа?» Она поставила чемодан, вытащила из полиэтиленового пакета сверток и протянула ему.

— Спасибо. А это вам. — Он достал из-за пазухи плоскую коробку, завернутую в красивую оберточную бумагу.

— Для Павловского? — спросила она.

— Нет-нет! Это вам! Маленький сувенир.

— Что вы, зачем?

— Мне сказали передать — я передал. Вы оказали нам очень большую услугу…

— Спасибо, но, право же…

Однако человек не был расположен выслушивать ее возражения: он энергично сунул пакет в карман, сделал приветственный жест и быстро зашагал по направлению к выходу.

Зажав коробку под мышкой, Наташа бросилась к подруге и вдруг услышала за спиной знакомый голос:

— Natacha, bonne journee!^[2]

Наташа обернулась — Филипп Левек весело