Терри Биссон «ШОУ ДЖО»

День был трудным.

Я облегченно вздохнула, когда дверь со щелчком захлопнулась позади меня. Я задвинула щеколду, пристегнула цепочку, навесила на положенное место засов и повернула маленький замочек внизу. Это, в конце концов, был город Нью-Йорк, а я была девушкой, которая жила одна.

Слава богу…

Не включая света, я скинула туфли и повесила свои искусственные меха «Лиз Клэйборн» на стенной крючок. Пройдя через вторую — и последнюю — дверь в своей квартире, я включила воду. Температура и напор были уже заданы. Мыльная пена ждала, спрятавшись в своей маленькой Алка-Зельцероподобной таблетке на дне ванны.

Закрыв за собой дверь ванной (чтобы приглушить шум), я отыскала пульт в беспорядке, царившем на столе в кухоньке, и включила проигрыватель дисков. Он, точно так же, был уже готов — с компактом Майлза Дэвиса, прямо как в фильме «На линии огня». Ну что поделать, если мы с Клинтом — родственные души?

Я повесила спортивную куртку от «Клиффорд-и-Уиллс» в своем заходите-добро-пожаловать-внутрь — стенном шкафу, позволила хлопковой юбке «Джей Крю» и шелковой блузке «Твид» упасть на пол (и то и другое — в чистку), потом стянула чулки, скатала их в шарик и бросила в угол. Майлз еще только начинал играть свое нетихое соло, а я расстегнула свой оранжевый полулиф из «Секрета Виктории», скинула его и вылезла из такого же оранжевого открытого бикини с милыми, подчеркивающими смы́чками на бедрах. Как вы наверное уже догадались, я все заказываю почтой. Все, кроме обуви.

Я швырнула лифчик и трусики в груду грязного белья к чулкам, остановилась перед зеркалом, чтобы полюбоваться своей новой прической за семьдесят восемь баксов, прошла в кухоньку, наполнила бокал с тяжелым дном белым вином, извлеченным из самого холодного угла в холодильнике, отнесла его в душ и поставила на край ванной, затем выключила воду — и все это без единого лишнего движения. Это, в конце концов, был город Нью-Йорк. Майлз как раз заканчивал играть. Я села на писсуар и зажгла косячок, ожидавший меня в коробке со спичками. Я сделала две длинных затяжки, пока Колтрэйн вступал со своим соло, потом притушила его и шагнула в ванну. Моя рубенсовская (как любил ее называть мой бывший парень, Реувен) задница как раз опускалась в воду, когда Колтрэйн лажанулся.

Колтрэйн лажанулся?

Я встала, с меня закапала вода.

Неужели мой центр «Сони», которому было всего четыре месяца, уже начал шалить? Колтрэйн блеял, как овца, потом вовсе умолк. Кто-то взял фальшивую ноту на пианино. Ритм-секция (Кобб, Чэмберс, Эванс) прекратила играть, небрежно — каждый, когда пришлось.

Я схватила полотенце и вышла из ванной, оставляя мыльный и мокрый след на деревянном полу. Блюз зазвучал снова, на этот раз с самого начала. И звук был прекрасный. Так и не сообразив, что еще можно сделать, я взяла пульт и нажала на паузу.

И в этот раз музыка стихла чисто, безо всяких шумов.

— Прошу извинить меня за это, — произнес голос.

Я прижала к себе полотенце и оглядела квартиру.

— Я думал, с музыкой будет легко — как и с речью, но оказалось не так, — сказал всё тот же голос.

— Кто здесь? — вопросила я.

— Тебе нужен короткий ответ или длинный? — спросил голос. Это точно, ад их возьми, были не Майлз и Колтрэйн. Это был парень, но не черный парень, он выговаривал каждый звук, как иностранец.

— Кто, мать твою, в моей квартире? — спросила я. Странно, но мне вовсе не было страшно. Может быть, если бы у меня был дом или квартира побольше, я и испугалась бы, но пугающих квартирок не бывает — они для этого слишком малы.

— Я не в твоей квартире, — сказал голос.

Непонятно было, откуда он исходит. И я подумала о тех фильмах на видео — какой-то чокнутый пижон подглядывает за вами в телескоп, пока вы разговариваете с ним по телефону.

Вот только шторы были задернуты. И я не разговаривала ни с кем по телефону.

В качестве эксперимента, двумя пальцами, как если бы телефон был горячим, я сняла трубку и сказала:

— Алло?

— Привет, — сказал всё тот же голос. В моем телефоне.

— Какого ты мне звонишь!? Что это за чудачество? Ты что, какой-нибудь сексуальный маньяк?

Я поплотнее завернулась в полотенце, несмотря даже на то, что шторы были задернуты. Как насчет инфракрасных лучей? А как насчет рентгеновского зрения? Между прочим, эта деталь всегда беспокоила меня в Супермэне. Если он действительно был парнем… как он мог сосредотачиваться на борьбе со злом, если постоянно видел сквозь одежду девчонок?

Но я, кажется, отвлеклась.

— Ты кто такой, твою мать, и что ты делаешь в моей квартире?

— Окстись, Виктория. Я не в твоей квартире, я звоню тебе по телефону. А ты сняла трубку.

Никто не называл меня Викторией с тех пор, как умерла мама.

— Ты кто?

— Как я уже спрашивал — тебе нужен короткий ответ или длинный?

— Короткий ответ, — сказала я.

— Я — вре́менная электронная сущность, которая обрела контроль над твоим телевизором.

Я ничего не ответила.

— Виктория, ты еще здесь?

— Давай-ка лучше длинный ответ, — сказала я.

— Хорошо. Повесь трубку и включи телевизор, а я объясню.

Как полная идиотка, не думая ни о чем, я сделала то, о чем он просил. Или оно просило. В общем, неважно. С телевизором работает тот же самый пульт, что и с проигрывателем. Несмотря на то, что была еще только половина девятого, показывали какое-то позднее ток-шоу. Там был парень, сидящий за столом, и выглядел он каким-то слегка больным, что-то вроде Конана О`Брайена.

Он бормотал себе под нос, и я прибавила громкости.

— Спасибо, — сказал он. — Поскольку я являюсь частью матрицы, то имею доступ ко всей электронике в твоей квартире, вроде проигрывателя компактов и телефона. Но телевизор — это я настоящий и есть.

— Ты настоящий и есть, — сказала я, потакая ему. Я снова посмотрела в стенном шкафу. Заглянула под кушетку.

— Настоящесть, конечно, относительна, — сказал он. — На самом деле не существует настоящего меня. Я — вре́менная электронная сущность, созданная из телематрицы, чтобы вступить в контакт…

— Так как тебя зовут? — Я подумала, что наилучшим выходом будет отвлечь его — или это, чем бы оно ни было — разговором. По ходу дела я заглянула в шкафчики на кухне, в посудомоечную машину, в сливной бачок. Не знаю даже, что я искала: провода или спрятанный микрофон. Быть может, лепрекона?

— Зовут? — переспросил он. — Я как-то об этом не подумал.

— Даже у вре́менной электронной сущности должно быть имя. — Я подумала, что вдвоем вполне можно играть в эту игру (в чем бы она не заключалась). Получалось похоже на розыгрыши Леттермана, скажем, когда он