утром в министерство, тревожился: что его там ждет, какие события произошли в течение ночи. В особо сложных случаях, когда появлялась необходимость его присутствия, вызывали немедленно, даже поднимали с постели. С обычными же происшествиями оперативники райотделов вполне справлялись без него, и сегодняшняя трагедия на Русановке, о которой сразу трудно было составить определенное доказательное мнение, стала известна ему — консультанту Управления уголовного розыска, — когда группа во главе со следователем прокуратуры Спиваком уже отправилась на Русановку.

Мысли полковника постепенно возвратились к трагическому событию, и он снова принялся изучать квартиру покойного.

У него еще не определилась система осмотра, он еще не знал, на что обратить особое внимание, где прячется та ниточка, которая ему нужна. И нужна ли она вообще?.. Но так было в начале каждого розыска и дознания — неприятное ощущение пустоты вокруг, как и у новичка, не уверенного в своих силах. Но разумом он понимал, что раньше или позже ему помогут опыт и знания, а где и интуиция, когда, казалось, он все начинал чувствовать кожей, — и истина будет обнаружена.

Рассматривая приколотые над тахтой цветные фотографии стройного парня и на лыжах в горах, и в бассейне перед прыжком в воду, он как личное оскорбление воспринимал то, что эта молодая жизнь так нелепо оборвалась. Чем больше он знакомился с обстановкой, тем глубже входил в чужую жизнь и, как это бывало в каждом новом деле, волнения, радости и горести вчера еще незнакомых людей становились его собственными, а жизнь этих людей — частью его жизни.

В нем и сейчас постепенно рождалось чувство сопричастности, словно беда настигла не чужого, а близкого ему человека, сына или брата. Да, судьба не пощадила и его родного брата — десантника Северного флота, погибшего в первый год войны, в атаке на реке Лица. Но то была война, а в мирное время… И Дмитрий Иванович понял, что не успокоится до тех пор, пока не установит с абсолютной точностью, «что» или «кто» оборвал эту жизнь! Несчастный случай или чья-то злая воля…

По мере того как он все глубже будет вникать в дело и все больше незнакомых людей будет распределяться по противоположным полюсам, для одних он тоже сделается человеком своим, близким, даже дорогим, для других — страшным и ненавистным.

Так происходило всегда, и он знал, что так будет и на этот раз. Важно, чтобы новые персонажи новой человеческой трагедии, или, может быть, трагикомедии, побыстрее и без ошибки потянулись при его помощи к этим — каждый к своему — полюсам. В первое время придется, конечно, собрать их в своем представлении всех вместе и познакомиться поближе. Как и в искусстве, сперва для него недостаточно будет двух красок: черной и белой. Сначала люди предстанут перед ним в многогранном обличье, но в отличие от художника потом он расставит всех в зависимости от их поступков на точно определенные законом места — черные или светлые, чтобы каждый получил свое.

Расхаживая по комнате и размышляя над возможными вариантами трагического события, Дмитрий Иванович вдруг заметил тень, мелькнувшую за его спиной.

Он обернулся. Это было длинное узкое зеркало, искусно вделанное в простенок между окном и балконной дверью, на которое он сразу не обратил внимание. Из зеркала на него глядело серьезное неузнаваемое лицо. Лицо это пополнело, огрубело, волосы над лбом стали реже, намечая будущие залысины, под правым ухом появился какой-то бугорок — полковник ощупал его пальцами — кажется, небольшой жировичок, от глаз тянулись гусиные лапки. Только сосредоточенный взгляд, свидетельствующий о напряженной работе мысли, был, как всегда, его, Коваля.

Время, время!.. Да ладно, он ведь не женщина, чтобы тревожиться о приближающейся осени жизни…

Полковник вздохнул и еще раз посмотрелся в зеркало.

Из своей многолетней практики Дмитрий Иванович вынес убеждение, что любое занятие никогда не мешает углубленной работе мысли, что подсознание не знает перерывов и постоянно напряженно трудится, что бы ни делали в это время руки, на что бы ни смотрели глаза, что бы ни воспринимал слух. Иногда, наоборот, даже помогает работе мысли, по невидимым каналам ассоциаций связывая внешние признаки предметов с их внутренними, еще не осознанными им отражениями, определяя, казалось бы, незаметное глазу подобие вещей и событий или подчеркивая их различие…

Подойдя к книжным полкам, Коваль пробежал взглядом по корешкам. Большинство книг были техническими справочниками и учебниками, трудами но машиностроению. Художественной литературы — всего несколько разрозненных книг да две-три многотомные подписки классиков, которые, учитывая трудности подписки, вряд ли определяли истинные вкусы хозяина.

Коваль наугад вытянул одну из книг. На титульной странице стоял экслибрис хозяина: «Журавель А. И.» Да, погибшего звали Антон Иванович Журавель. Штриховой рисунок экслибриса показался занимательным. Внизу были нарисованы какая-то машина, линейка и кронциркуль. А вверху, в высоком, покрытом облаками небе, диссонируя с этими техническими аксессуарами, красовалась изящная женская туфелька, над которой, широко раскинув крылья, летел журавлик. Коваль полистал книгу и поставил ее назад на полку.

Среди других внесенных в протокол осмотра вещей погибшего была и пухленькая записная книжка. В красном, под кожу, переплете, оставленная следователем по просьбе Коваля, она кровавым пятном лежала сейчас на столе.

Закончив беглый осмотр комнаты, Дмитрий Иванович взял записную книжку и, возвратившись в удобное кресло, стал ее рассматривать. Страницы пестрели телефонными номерами, большей частью учрежденческими, непонятными формулами, маленькими, наспех набросанными чертежиками, в которых Коваль с трудом разбирался, и многочисленными рисунками женских ножек в изящных туфельках и сапожках. Были и стихи, и какие-то записи, которые в будущем еще следовало изучить.

Точные науки не были для Дмитрия Ивановича темным лесом, но взлет научно-технической революции был столь стремителен, что знаний, полученных в юности, уже не хватало. Поэтому, когда он сталкивался со сложной технической загадкой, обращался к специалистам-экспертам. Рассматривая сейчас записную книжку, Дмитрий Иванович подумал, что и на этот раз не обойдется без консультаций с опытными инженерами.

Недавно он был буквально ошарашен, прочитав в газете, что ученые сумели найти алгебраическое решение задач по распознаванию, сумели смоделировать при помощи математики такие функции мозга, как способность находить сходство, действовать на основе интуиции и тому подобное.