метафора все чаще и охотней проникает в прозу молодых — и не только молодых румынских писателей (да и не только румынских, будем справедливы!). Фильмы талантливейших современных режиссеров, таких, как Бергман, Феллини, Антониони, не могли не повлиять на художников слова. Экран открыл, что мысли, мечты, желания можно показывать, а не излагать, и что воображаемое является тоже частью реальной человеческой жизни, как в древности — мифы, как в детстве — сказки, как в юности — вымыслы… В рассказе-повести «Антония» Эуджена Урикару развертывается жизнь женщины, тоскующая душа которой рвется из рутины, обыденщины к чуду любви. Антония словно пробуждается, все четче проступает в ней личность, многомерно и трепетно воспринимающая жизнь. Это и есть то главное, что автор хочет нам внушить, передать, поэтому так ли уж важно, чему больше принадлежит загадочный бродяга с конем по кличке «Орлофф» — реальности или мечте? Это же относится и к рассказу Иоана Лэкустэ «Сон про волка», где старый голодный волк на самом деле замерзает ночью у вокзала, но это не мешает ему быть одновременно и метафорическим лейтмотивом, связующим драматические судьбы героев повествования.

Несомненно: поэтическая многозначная метафора получила право прописки и в области прозы. Однако это не означает, что вытесняются из творческой практики старые средства «обычного» повествования, основанные на выразительности языка, проникновении в психологию, то есть на извечной специфике словесности, которую нельзя возместить кинематографическими эффектами.

Поэтому когда рассказчик рассказывает, он делает незаменимое дело, дает читателю возможность общаться с писателем, как бы вступать с ним в доверительные отношения, беседовать с ним и с его героями наедине. Не буду перечислять остальные рассказы, хочу отметить лишь некоторые из тех, что написаны в традиционной манере. Это бесхитростная, слегка озорная и ироничная зарисовка Ханибала Стэнчулеску «Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою» и совсем непростая миниатюра Сорина Преды «Отто Шмидт», возвращающая нас к мысли о том, что есть вещи, над которыми никакая демагогия вражды не властна: пожилой немец через тридцать лет проезжает по тем местам в Румынии, где бывал во время войны, где любил девушку Маргарету и где теперь, на склоне лет, встречает ладного парня, может быть, сына… Остры и лаконичны новеллы Ф. Шторха, румынского писателя, пишущего по-немецки. Его излюбленное оружие — тонкий психологизм, парадоксальность наблюдения. Вот в «Признаках жизни» знаменитый писатель, который не в состоянии написать письмо своей старой матери — так он испорчен сознанием значительности собственного эпистолярного наследия. Эстетская претенциозность стиля приводит к нестерпимой фальши, ему становится стыдно перед бесхитростной искренней женщиной, своей матерью… Запоминается и молодая женщина, что в безудержном стремлении осчастливить, облагодетельствовать любимого лишает его всех ему привычных мелочей, заменяя их на «лучшие» и тем самым бесповоротно теряет его («Поющие часы»)…

Итак, кроме рассказов «только румынских», то есть вызванных отличительными конкретными обстоятельствами (как история капрала Г. П. или история Отто Шмидта), в этом сборнике немало и рассказов, тематически выходящих за рамки локальности, а все вместе они создают впечатление объемности, полноты.

…Когда приезжаешь в другую страну, то первым делом бросается в глаза все непохожее, непривычное, особенное.

Сначала привлекает все незнакомое — это совершенно естественно. То же самое происходит, когда знакомишься с литературой другого народа: сперва подмечаешь то своеобразное, неповторимое, что только ей присуще. Но это лишь первый этап сближения. Настоящее взаимопонимание, духовная перекличка с народом иной страны начинается с того момента, когда обнаруживаешь общее, сходное, роднящее людей, охваченных той же современностью со всей ее сложностью, в которой всем нам необходимо разобраться. Вот и я ловлю себя на том, что раньше в первую очередь стремился объяснить читателю познавательную сторону румынской литературы, отличительные черты ее становления, поскольку и литература новой Румынии начинала с постижения своего послевоенного уклада, социального переустройства, а теперь настала пора углубленного освоения взаимосвязей культуры, общей нашей требовательности к человеку сегодняшнего и завтрашнего дня, к его нравственным устоям, пора общего языка в понимании добра и зла, в приверженности к гуманистическим идеалам мира и братства между народами. Общий язык сопереживания, соучастия, борьбы и созидания — надежный признак того, что литература, не утрачивая своих традиций, красок и отличий, выходит на интернациональный уровень, на кругосветную орбиту…

К. Ковальджи

НОВЕЛЛЫ

AHA БЛАНДИАНА

Ана Бландиана родилась в 1942 году в Тимишоаре. Поэтесса, прозаик, журналист. Окончила университет в Клуже. Опубликовала стихотворные сборники «Первое лицо множественного числа» (1964), «Уязвимая пята» (1967), «Третья тайна» (1970), «Пятьдесят стихотворений» (1970), «Октябрь, ноябрь, декабрь» (1972), «Стихи» (1974), «Песочные часы» (1983); сборники рассказов, эссе и очерков «Четыре времени года» (1977), «Проекты прошлого» (1982), «Зеркальные коридоры» (1982).

Рассказ «За городом» взят из сборника «Проекты прошлого».

ЗА ГОРОДОМ

Уже много лет я не выбиралась за город, а только перемещалась из своего города в другой, причем в дорогу, чтобы не скучать, всегда запасалась журналами и прочитывала их, против обыкновения, от корки до корки, а прибыв на место, еще долго держала в чемодане как напоминание о приятном путешествии (моим идеалом путешествия было, как ни странно, не замечать дороги), сопряженном с пользой: «Три журнала одолела». Или четыре, или пять, смотря по длине пути. В окно я никогда не смотрела, не тратилась на такое пустое и бессмысленное занятие. Конечно, все это ерунда, но она нужна мне, чтобы подготовить вас к одному в общем-то невероятному сообщению, а именно — что до того момента, о котором пойдет речь, я за свою взрослую жизнь ни разу не видела поля. Без этого вы или не все, или вообще ничего не поймете в моем рассказе. В детстве, двадцать с лишним лет назад — да, видела и хорошо помню, как это случилось в первый раз. Мне сказали, что я поеду за город, к дедушке и бабушке, на машине. От машины осталась в памяти тесная кабинка (грузовика?) с