стали появляться серьезные работы по истории англо-канадской литературы, расширилось издание литературных журналов; англо-канадскую литературу теперь преподают на филологических факультетах некоторых университетов. Писателей старшего и среднего поколения и литературную молодежь (Г. Буллер, А. Манро и др.) прогрессивного направления интересуют проблемы социального неравноправия, власти денег, отчуждения людей, национального достоинства канадцев. Они пишут уже о канадцах, а не об англичанах на канадской почве, как это делала довольно одаренная и пользующаяся широкой известностью писательница Мазо де ла Рош. Их волнует вопрос политического и духовного освобождения канадцев от давления США. Правда, эти писатели не могут понять классовых основ социальных бедствий, сущности капитализма, но, посвящая свои произведения животрепещущим общественным явлениям, стремясь убедить своих читателей в необходимости бороться за национальное достоинство и самостоятельность (identity), они делают в меру сил доброе дело.

Франко-канадские иммигранты принесли с собой традиции французской культуры и, оказавшись с середины XVIII века в положении угнетаемой нации в условиях территориальной и религиозной обособленности, создали литературу значительно ярче выраженного национального характера, чем англо-канадцы. Исследователи франко-канадской литературы справедливо отмечают, что в силу исторического развития франко-канадцев французская культурная традиция в литературе перерабатывалась в соответствии со спецификой жизни в новой стране и вместе с тем сохранялась как эталон национальной самостоятельности. Патриархальные устои, традиции Франции XVIII века, католическая церковь в условиях более медленного, чем в англо-канадском обществе, развития капитализма и сопротивления английской ассимиляции как бы ограждали национальное единство и достоинство франко-канадцев^[1]. Регионализм во франко-канадской литературе носит не только географический, но и глубокий внутренний характер, ему свойственна идеализация сельской жизни, призыв к верности земле и религии. Однако процесс превращения Канады в целом в экономически развитую империалистическую страну не мог не отразиться на франко-канадской литературе, в которой с сороковых годов нашего века резко усилилась струя критического реализма и появились писатели, преодолевшие националистический экстремизм, хотя и неспособные проникнуть в классовую сущность происходящих в Канаде, и в частности в Квебеке, социальных сдвигов.

Франко-канадская литература по-прежнему сохраняет более выпуклый национальный, а часто и националистический характер, англо-канадская — более расплывчата, космополитична, и о канадской принадлежности книг некоторых ее писателей можно догадаться лишь по географическим названиям.

И все же есть общие элементы и в проблематике и в трактовке некоторых социальных явлений канадскими писателями. По-канадски стремительная урбанизация, проходящая, правда, у франко-канадцев гораздо мучительнее; образ «маленького» человека, который не может приспособиться к капиталистической действительности; бегство от общества; необходимость доброго отношения человека к человеку как способ спасения от ужасов современного мира; призыв к равенству обеих наций; неспособность определить истинные причины социальных бедствий — таковы объективно существующие общие проблемы и темы.

Художественный уровень произведений канадских прозаиков значительно поднялся за последние двадцать-тридцать лет. Романтизму с его воспеванием прошлого, патриархальности, религии у франко-канадцев и идеализацией жизни первых переселенцев, игнорированием социальных проблем у англо-канадцев пришел на смену критический реализм, который, основываясь на традициях критического реализма западноевропейской, американской и русской литературы XIX века, хотя и уступая ему по глубине психологизма и художественным качествам, впитал в себя черты нового времени — одиночество человека в толпе, усиление власти техники, страх перед атомной войной, а также чисто канадские явления — опасность полного подчинения страны Соединенным Штатам, обострение национальной розни между англо- и франко-канадцами и пути ее преодоления, охрана и развитие канадского национального самосознания, проблемы канадского Севера и положения индейцев и эскимосов.

Неразрешимость этих проблем в условиях современной канадской действительности привела к пессимистическому звучанию творчества большинства канадских прозаиков. Исключением являются романы писателя-коммуниста Д. Картера и близкого к коммунистической партии писателя Г. Буллера, героями которых выступают рабочие, коллектив, однако голоса этих писателей не определяют пока общего звучания канадской литературы. Даже сами канадские критики, в частности крупнейший литературовед, создатель истории канадской литературы Д. Пейси, отмечают ее мрачный колорит.

Жанр рассказа получил несколько большее распространение в англо-канадской прозе, чем в литературе на французском языке.

В послевоенной литературе психологическая проникновенность, форма и стиль канадского рассказа претерпели благотворные изменения. До этого рассказы носили в большинстве своем провинциальный характер и представляли интерес лишь для отдельных территориально обособленных групп населения. Теперь сюжетная занимательность уступает место анализу характера, бытописательство — изображению внутреннего мира героя. Для рассказа, как и для жанровой канадской прозы, характерны мотивы одиночества и затерянности простого человека в огромном современном городе, вечного страха крестьянина и фермера перед силами природы и разорением, безнадежности и стремления спрятаться от жизни. В рассказах, пожалуй, чисто канадское начало сильнее, чем в романах, — последние теснее связаны с англо-американской традицией и больше тяготеют к модернистским влияниям и формалистским экспериментам.

Отцом англо-канадского рассказа можно считать Морли Кэллехена, о первых опытах которого в этом жанре положительно отозвался Э. Хемингуэй еще в 1923 году. Читатель может более подробно познакомиться с творчеством этого писателя, прочитав выпущенный в 1966 году издательством «Прогресс» сборник рассказов Кэллехена «Подвенечное платье». Кэллехен — мастер психологически-бытового рассказа без острых ситуаций и необычных событий. Подчеркнуто спокойным тоном рисует он сцены жизни простого канадца, внешне незначительные, но существенные для человека. Это рассказы о несправедливости и душевной боли, одиночестве и растерянности,